- Я работаю уборщицей в бизнес-центре, я уже говорила. Я Вас не преследую.

- Как же! – Хрусталиков с размаху шлепнулся рядом с Элей на кровать, заставив ее отступить к краю ложа. – Я собственными ушами слышал о чем договаривался ваш Эдуард Евгеньевич с помощником Имжанова! С этим Германом!

«То ли Ильхамова, то ли Ильжанова…» - вспомнила Электра слова брата.

- А Вы случайно не Валюшин? – спросила она.

- Причем тут Валюшин? – не понял Хрусталиков.

- Проехали. Я подумала, вдруг, Вы «в миру» – Валюшин? Ну, по паспорту вряд ли Вы и на самом деле Хрусталиков…

- «В миру» я – Хрустов…

Глава 7.

К Мирону Михайловичу Хрустову ехали со всей Тверской губернии. Он лечил от язв, от катара, чистил гнойные нарывы, вправлял вывихи и выскочившие позвонки, ломал и складывал не правильно сросшиеся кости, заговаривал от пьянства и морока. С утра до вечера во дворе Хрустовых толпился народ. Елизавета Федоровна – жена Мирона Михайловича – трижды в день разносила по двору плошки с жидким постным супом или тюрей.

- Святая женщина, - говорили о ней и кланялись в пояс при встрече.

Елизавета Федоровна, отданная замуж по сговору родни за нелюбимого, не роптала и не жаловалась, исправно ведя хозяйство: убирая, готовя, ведя огород и ухаживая за скотиной. Денег за лечение Мирон Михайлович не брал, довольствовался добровольными подношениями, и Елизавете Федоровне приходилось с рассвета до захода солнца юлой вертеться в дому и во дворе, не имея возможности нанять помощницу или работника.

Воды у нее отошли во время окучивания картофельного поля. Роды Мирон Михайлович принимал сам. Новорожденные близнецы были настолько слабенькими, что отказывались брать грудь, а только тоненько мяукали беззубыми ротиками. Елизавета Федоровна забросила домашние хлопоты и занималась исключительно сыновьями, но не смотря на все ее усилия, через неделю, один из мальчиков скончался.

Только тогда жене на помощь пришел сам Мирон Михайлович. Мальчика, по его указаниям, обертывали растертыми листьями лопуха и подорожника, купали в настоях трав, окуривали дымом коры дуба и пихты, над ним шептались молитвы, за его здоровье ставились свечи.

Мальчик, крещенный Мишей, выжил. Он часто болел, легко простужался, задыхался при малейшем физическом усилии, но жил. С детства Миша полюбил сидеть в уголке залы, где отец принимал людей. Он впитывал в себя советы деревенского целителя по тем или иным хворям, следил за его движениями, когда тот вправлял на место суставы.

- В отца пошел, Мишута, - умилялась Елизавета Федоровна. – Смена тебе, Мирон, растет.

- Ни позвонки поставить, ни жилы вытягивать силенок у него нет, - вздыхал в ответ Мирон Михайлович.

- Силенок нет, память зато, дай Бог каждому! – возражала Елизавета Федоровна. – Травки, да заговоры получше тебя помнит! Костоправом ему не быть, а травником – непременно…

- Ну да, ну да.

К восемнадцати годам Миша вытянулся, возмужал, но в армию его не взяли по медицинским показателям. Родители только радовались – дома под присмотром сынок, а кому в чужой стороне за ним приглядывать?

*****

В то лето рядом с их деревней разбил лагерь отряд поисковиков-комсомольцев. Шумные ребята и девушки целыми днями копались в лесу, исследуя старые окопы и блиндажи партизан, оставшиеся с войны, а по вечерам устраивали дискотеки, будоража сонную деревню громкими ритмами западных песен. Елизавета Федоровна крестилась и звала их антихристами, Мирон Михайлович качал головой. Вроде и благородное дело люди делают – имя мертвым возвращают и хоронят потом по-людски, в отдельных могилах - а ведут себя словно черти. Ругаются, ходят почти голышом, что девки, что парни, курят, пляшут как бесноватые.

Мише родители строго наказали к пришлым не ходить, песен их не слушать, сигаретами и другим зельем не угощаться.

Но пришлые сами наведались к Мирону Михайловичу. Одна из студенток поранилась, рука загноилась и вспухла, поднялась температура. Руководитель группы привел девушку к целителю на двор, посадил на лавочку, занял ей очередь за каким-то старичком и ушел. Девчонка просидев пол дня совсем заплохела и сползла по лавочке на землю. Елизавета Федоровна как раз вышла с супом, старичок позвал ее и вдвоем они внесли девушку в дом.

- Трупняк ее ест, - вынес вердикт Мирон Михайлович после осмотра. – Яд с мертвого в руку попал, заражение пошло. Может и не выжить.

Миша с болью в сердце смотрел на мечущуюся в лихорадке девушку. Она не отличалась не красотой, не изяществом форм, но была в ней особенная трогательность. В пухленьких щечках с ямочками, в льняных локонах, в веснушках, полных ножках и в курносом носике-пуговке.

- И ты, батюшка, не сделаешь ни чего? – спросил Миша срывающимся голосом.

- Господь с тобой! – посмотрел на сына Мирон Михайлович. – Разве ж годиться болящего бросать без помощи? Рану почистим, а яд травами выгоним… с Божьей помощью.

Миша с особым старанием бросился помогать отцу. Заваривал травы, промывал рану, шептал наговоры, молился, сидя у лежанки девушки. И на десятый день девушка открыла глаза.

- А тебя Миша зовут, - выговорила она сухими губами. – Ты колдуна сын…

*****

В августе отряд поисковиков засобирался обратно в лоно цивилизации, уезжала и выздоровевшая Галя. Миша не находил себе места. Галя звала его с собой, в Москву, говорила, что жилье у нее есть: комната в коммунальной квартире. Но бросить родителей, бросить родную деревню, ради неизвестного, но пугающего города, где дома в десять этажей, где никто никого не знает и никто ни с кем не здоровается при встрече? Здесь он нужней, здесь он будет лечить людей, спасать страждущих, а в городе? С семью классами деревенской школы? Мести улицы?

Миша остался. Потянулись дни, хоть и заполненные заботами, но тусклые, бесцветные. Галя писала ему каждую неделю. Миша хранил письма в жестяной коробке из-под табака и перечитывал чуть не ежедневно.

- Мается парень, - переживала Елизавета Федоровна. – Уговорит его девчонка, оставит нас сыночка, уедет к ней.

- Женить пора! – решил Мирон Михайлович.

- На ком, отец? Кто у нас тут есть из молодух? Фимка-косоглазка, да Катька-неумывка?

- Матрена есть.

- Брошенка? С двумя дитями? Мишеньке ярмо такое на шею?

- Ирка ещё, с Сосновки.

- Ирка – перестарок! Мишеньку лет на шесть старше!

- Подумаешь, на шесть лет. Зачем ему соплячка? А Ирка девка с головой, хозяйственная, основательная… Дом у нее свой, коровы, козы.

- И задница с таз!

- Слышь, мать, хошь не хошь, а мужику баба нужна. На то и Божий закон писан, и природный. А что задница с таз, так ребятишек рожать сподручней будет!

*****

- Не хочу, не пойду! – заартачился Миша, едва Елизавета Федоровна заговорила о сватовстве.

- Хорошая девка, сына! Рослая, сильная. Любить тебя будет, детей тебе родит.

- Не хочу, мама! Она мне не нравиться совсем! Как я с ней? – тут Миша поперхнулся, представив первую брачную ночь с немилой, грузной, рыхлой, как квашня, Иркой.