Эта девочка в кубовом ситце С хворостиною возле гусей, Что-то кажется мне, согласится, Если буду с упрямством проситься Я в подпаски гусиные к ней. Вот труба выпускает колечко За колечком на воздух: гуляй! Я усядусь на этом крылечке Рядом с девочкой. Тихая речка. Белый домик. Старушка. Сарай. Осень, что ли? Наверное, осень? В паутину лозинок, в дымок Разбредаются гуси: их – восемь. И колхозник, ныряющий в просинь, Запирает сарай на замок. Так сидеть до скончания мира! Вся в веснушках, как в зернышках льна, Может, вечером вымолвит: сыро! А в туманах телушка со сна Вдруг плеснет колокольчиком сирым. А над нами – линялый халат Полосатого небосвода. Как кузнечики, прыгают в сад Звезды. И на пчелиных колодах Листьев лисьи папахи висят. Я назавтра возьму хворостину И, за кубовым ситцем следя, Неожиданный сторож гусиный, Буду стряхивать паутины И гадать о намеках дождя. 1934
* * *
Я себя не находил. Под стук Памятных теплушек, – годы вниз, – Небо из железа, тяжесть рук, – Под откос стремительно неслись – Без любви, поддержки и порук. Дым прошел. Отгрохотал состав. Я очнулся. Сосны. Небо. Май. Сумерки. И по метелкам трав Мокрые – как паучков сгоняй! – Звезды наползают на рукав. Здесь когда-то в ситцевом платке Повстречалась… Что сказать и как? Тени хвой дрожали на руке, Золотая вилась на виске Паутинка. Плыл вечерний мрак. Что сказать? Что я еще не весь Отошел, что поезд не унес, А забыл в бору тебя, как весть О каком-то счастьи, что невесть Почему ты скрыла зной волос. Скинь платок! Сияй, сияй! А бровь – Уголком, и скорбен узкий рот. Где тебя я видел? Жизнь? Любовь? И увижу ли тебя я вновь В плахте, с коромыслом, у ворот? Как листок, запутавшийся вдруг В волосах, так в памяти моей Ты останешься, далекий друг, Знаками гудящих рельс, ветвей, Летних кос и загорелых рук. 1928
