временно замолкаю'.
Щелчки прекратились.
'Ведите девчонку', — произнес Небрат.
'Пошли-ка, смурная', — сказал видимо один из бритоголовых.
Спустя минуту-другую зазвучали гулкие шаги по каменному полу, потом, судя по всему, открылись и снова закрылись двери лифта. Снова шаги…
Вдруг всплеснулись голоса — вероятно, Нину в этот момент проводили через залу, где проходило какое-то собрание:
'…Это черт знает что такое! — выкрикивал кто-то. — Вы же, помнится, обещали, что тут будут человеческие условия!..'
'…В этих ваших белорусских штиблетах совсем обезножил! Неужели нельзя было приобрести что- нибудь более приличное?..'
'…Я не раз говорил, что у меня бессолевая диета, но ваши повара — ноль внимания!..'
'…Я про какой противоперхотный шампунь говорил? Про итальянский! А вы на всем экономию разводите! От той отечественной дряни, что вы купили, у меня за эти дни уже вылезла половина волос!..'
Чей-то усталый голос пытался их урезонить:
'Спокойнее, спокойнее, вы не на митинге, господа эвакуированные. Давайте будем решать все эти вопросы в рабочем порядке…'
Но другой, запальчивый голос перебил его:
'А пиво, пиво почему в баре не отпускают? Это в конце концов полное нарушение прав!'
Этот голос Еремеев внезапно узнал.
— Господи, это же Гоня… — проговорил он.
— Вы его знаете? — удивился старик.
— Друг детства, — кивнул Еремеев. — Вот уж не думал, что и он там.
Голоса оборвались так же неожиданно, как всплеснулись. Еще некоторое время слышались шаги, потом открылась какая-то дверь и кто-то басоголосый сказал обрадованно:
'Ниночка! Нашлась-таки наконец! А я-то уж и не чаял… Благодарю вас, господин Небрат, вы проявили себя как настоящий профессионал'.
'Рад стараться!' — по-военному отчеканил экс-педагог и даже, кажется, прищелкнул каблуками.
'Да, да, постарались на славу, — сказал бас. — Пожалуй, можно будет и сократить вам испытательный срок, я похлопочу. А теперь прошу — оставьте нас с Ниночкой наедине'.
'Слушаюсь!' — выпалил Небрат. Было слышно, как он вышел и за ним закрылась дверь.
Только тут Нина наконец заговорила.
'Господин Самаритянинов, — спокойно сказала она, — я вижу, после моего ухода вы сменили свои методы. Теперь они стали чисто уголовными'.
Еремеев вспомнил: ну да, был такой Самаритянинов — кажется, советник президента или что-то навроде того, он даже видел как-то по телевизору его выступление. Конечно же! Этот самый голос! Очень запоминающийся. А потом советник внезапно куда-то исчез, нигде не проскальзывало никаких о нем упоминаний. Так вот, оказывается, куда он делся!..
'Что поделаешь, Ниночка, — вздохнул Самаритянинов, — обстоятельства диктуют. Когда под угрозой срыва такая грандиозная программа, как операция 'Ковчег' — тут не до чистоплюйства, ты сама своей умненькой головкой должна бы это понять… Я ведь догадался — ты каким-то образом набрела на те двенадцать табличек. Ей-Богу, будет лучше, если ты скажешь, где они'.
'Я нашла их рисунки, — ответила Нина. — Но когда вы начали охоту за мной, я все эти рисунки уничтожила. Не верите?'
'Отчего же, верю, — отозвался советник. — И так оно, пожалуй, даже к лучшему, что уничтожила. Но я также наслышан и о твоей фотографической памяти, поэтому ничуть не сомневаюсь — ты все в точности запомнила. Может, воспроизведешь? Или хотя бы поделишься, что ты в них такое обнаружила?'
'Я их еще не до конца расшифровала, — отозвалась девушка. — Но и того, что я успела расшифровать, достаточно, чтобы сделать определенные выводы. И вряд ли те, которые вас устроят'.
'Например?.. Ну, я жду!..' — В голосе Самаритянинова слышалась явная угроза.
Нина, однако, оставалась невозмутима.
'К сожалению, с некоторых пор я вам не доверяю, господин Самаритянинов, — сказала она. — Вы уже и так нагромоздили вокруг 'Ковчега' столько лжи! Только теперь, благодаря этим табличкам, для меня многое прояснилось. И если я об их содержании и расскажу, то разве лишь на открытом симпозиуме, желательно международном. Устроите мне такой — тогда ради Бога'.
'Ну это ты размечталась! — с плохо скрываемым раздражением произнес Самаритянинов. — Нет уж, моя милая, хочешь ты того или не хочешь, но сперва обо всем расскажешь мне! Поверь, у нас имеются методы…'
''Сыворотка правды'? — совершенно не испугалась Нина. — А я-то, право, думала, у вас повыше 'ай кью'. Во-первых, как я уже сказала, таблички не до конца расшифрованы, и действие сыворотки только помешает мне их расшифровать. А во-вторых, всем известно, что ваша сыворотка отупляет испытуемого, он может отвечать лишь на самые простые вопросы: где, что, когда. О действительно сложных материях он вам расскажет не лучше, чем шимпанзе о римановой геометрии. Вы меня недооцениваете, если прибегаете к таким глупым угрозам'.
Еремеева поразила выдержка девушки, и сердце сжималось от жалости к ней, такой умной, такой бесстрашной и такой одинокой в этом безнадежном мире. В этот момент он поймал себя на том, что относится к ней совсем не как к ребенку. А старик Шмаков, слушая ее, не уставал умиленно повторять:
— Умница, ах умница!..
Было слышно, как Самаритянинов угрюмо сопит. Наконец он проговорил злобно:
'Нет, ты, конечно, далеко не глупая, это точно. Но ты пока не знаешь всех наших методов. Ты еще будешь мечтать о встрече со мной, чтобы поскорее выложить все как на духу'.
Где-то вдали раздался звонок — видимо, это он нажал кнопку.
'Вызывали?' — Кто-то, мигом появившийся, щелкнул каблуками.
'Вызывал, — подтвердил советник. — Отведешь эту девчонку в шестой спецблок, пускай там посидит, авось что-нибудь надумает'.
'А не свихнется? — робко спросил вошедший. — Там же у нас…'
'Сам знаю, — перебил его Самаритянинов. — Не рассуждай, веди, куда я сказал. И держи там, пока назад не запросится. Приказ ясен?'
В ответ послышалось:
'Так точно!'
Нину вывели и на этот раз вели достаточно долго. Опять скрежетал лифт. Опять шаги уже по какому-то другому коридору.
Наконец шаги стихли, раздался сначала металлический скрежет и затем тяжелый хлопок — вероятно, они вошли в какое-то новое помещение. Вдруг раздался надтреснутый голос:
'Стоять, ядришь ты в корень! И хто-й там?.. Стоять, сказано, стреляю без предупреждения!'
'Из чего ж ты, Пришмандюк, стрелять-то будешь? — прозвучало в ответ. — Из лампады своей, или, может, из пупа?'
'Уж найдем! — был ответ. — Что, уставу не знаешь? Хто такой, спрашиваю? Пароль!'
'Да дежурный, Гридописов моя фамилия… А пароль — 'Малелеил'… Строгий ты, комендант, как я погляжу…'
'Без строгости в нашем деле нельзя, — был ответ, — должен бы знать, Хренописов… Новенький, что ль? Не знаю тебя'.
'Вообще, шестой день… А что, сомнения? Пароля мало тебе?'
В ответ раздалось скрипучее бурчание:
'Пароль любой дурак сказать может… Штирлицы, едри-ить… Шестой день — а уже командывает!.. Ну проходь, коли пароль знаешь…'
'А ты, Пришмандюк, согласно уставу, наушники-то вынь свои'.