Собственно, она не закончилась. Едва за Пецкой закрылась дверь, как в комнату вошел надпоручик Бидло. Вид у него был далеко не приветливый.

— Что нового на станции? — попытался я поднять ему настроение.

— Моя рота считает себя оскорбленной. — Он не был расположен к шуткам.

— Моя рота тоже иногда считает себя оскорбленной, В такие минуты я даю ей команду захватить какой-нибудь объект. — Мне все еще не хотелось настраиваться на серьезный лад.

— Но моя рота действительно считает себя оскорбленной, — стоял он на своем.

Мне ничего не оставалось, как спросить его, почему.

— Твои солдаты распространили слухи, что пятисотенную, возможно, украл кто-то из второй роты, — объяснил он.

— Не стоит волноваться. Пятисотенная уже нашлась. — Я думал, что это сообщение его успокоит.

Но он не хотел успокаиваться:

— Это не меняет сути дела.

Раздраженный его упрямством, я сказал:

— Ну давай устроим небольшое сражение между нашими ротами, чтобы ваше высочество получило сатисфакцию.

— Именно за этим я и пришел, — подтвердил он совершенно серьезно. — Мы хотим с вами сразиться. На футбольном поле. Если вы не выступите, значит, вы слюнтяи и трусы.

— Выступим, — заверил я его.

— Ты им прикажешь? — спросил он с усмешкой.

— Они разделают вас добровольно.

— Чувствуется, что ты не так давно принял командование ротой, — заявил он. — Но ты дал слово, и мне этого достаточно. Как ты их заставишь играть, твое дело. Итак, в субботу после полудня, — добавил он и уже совсем дружелюбно подал мне руку.

Я передал бюро ССМ, что на этот раз мне с ними нужно кое-что обсудить.

Они собрались после ужина, полагая, очевидно, что речь опять пойдет о списке подозреваемых. Я коротко информировал их о своем разговоре с надпоручиком Бидло, никак не ожидая, что могут возникнуть осложнения.

А они возникли. Ребята решительно отказались от встречи, заявив, что в футбол можно играть в любое время года, только не зимой, когда на футбольном поле лежит снег.

Я возразил, что эту порошу и снегом-то назвать нельзя.

Но они все равно отказывались играть, и я долго не мог понять, почему они так не хотят этого. И лишь через полчаса, после настойчивых расспросов, мне удалось что-то выжать из них.

— Вы же сами хорошо знаете, товарищ поручик, что мы против футбола ничего не имеем, — наконец решился выложить всю правду свободник Гисек. — Но четверо ребят из второй роты выступали на областном чемпионате, а надпоручиком Бидло, когда он учился в училище, интересовались из «Дуклы». Хотя он тогда и заявил, что хочет доучиться и стать командиром, но футболист он все еще хороший и азартный. Летом забил нам пять голов.

— И что, счет был пять — ноль? — начал понимать я.

— Двенадцать — ноль, — поправил меня Гисек.

Так вот в чем дело! Что ж, теперь мне все стало абсолютно ясно.

— Ничего не поделаешь, — рассудил я. — Заварили кашу, теперь и будем расхлебывать. — Я увидел, что мои слова их несколько смутили, и поспешил объяснить: — Я тоже приму участие в игре, буду персонально опекать надпоручика Бидло. Заверяю вас, что пять голов он не забьет.

Как только я сделал это заявление, с членами бюро сразу стало легче разговаривать. Председатель заметил даже, что у него есть друг, который выступает в национальной лиге, сейчас, мол, у него зимние каникулы, и, если собрать ему денег на дорогу, он непременно приедет. Ну а это, надо вам сказать, класс!

Я предложение его отклонил, сказав, что справимся сами. Если нам не хватит умения, возьмем энтузиазмом.

Они согласились со мной. Потом мы заговорили о составе команды, но этот вопрос решили довольно просто. После того как мы исключили тех, кто шел в наряд, и тех, кто ни разу в жизни не видел мяча, нас осталось ровно одиннадцать.

Поручик Влчек зашел ко мне на другой день после полудня. Он уже был в курсе дела.

— Ну что, в субботу играете? — прогудел он без всякого предисловия. — И правильно делаете! Не мешало бы сбить спесь с этих бидловских профессионалов. Но чтобы никакого кровопролития, понятно? Анекдот «от спорта до пенсии по инвалидности» хорош только как анекдот.

Я заверил его, что в моей роте одни приверженцы высокотехничной игры.

— Я попросил майора Кноблоха быть у вас судьей, — добавил еще Влчек и, встретив мой удивленный взгляд, заметил, что он хотел судить сам, но в субботу у него родительское собрание в интернате. А у Кноблоха есть опыт судейства. Уже выходя из комнаты, поручик не удержался от совета: — Будь внимателен! Они играют на Бидло, а его удержать трудно.

В пятницу предстоящей встречей жил уже весь батальон, и даже нашлись два солдата, которые попросили перенести им увольнение на более позднее время.

В субботу мы в сопровождении Кноблоха выбежали на поле. На трибуне сидели несколько десятков зрителей. Я успел разглядеть среди них командира батальона и его жену. И естественно, их сынишку, которого, однако, предстоящее избиение пока нисколько не интересовало.

Капитанами команд были я и надпоручик Бидло. Что касается меня, то так решили ребята, хотя они никогда не видели, как я играю, и я не знал, радоваться этому или нет.

Первый тайм прошел без особых волнений, как сказал бы спортивный комментатор. Спортивный комментатор, но не мы. Мы как львы боролись за каждый мяч и каждый метр поля, пот с нас лил ручьями, постепенно растопившими снег. Но все было напрасно! Энтузиазм без футбольного искусства, с одной стороны, и тонкая техника без завершающего удара — с другой, ни к чему не привели. Тайм закончился вничью.

Серьезная опасность у наших ворот возникла на двадцатой минуте второго тайма. Мяч был послан надпоручику Бидло, тот принял его на бегу и устремился вперед. Я не успел перехватить мяч и с ужасом увидел, что Бидло выходит один на один с нашим вратарем. И тогда я сделал то единственное, что мне оставалось, — сбил Бидло сзади. Он рухнул как подкошенный, а у меня при этом что-то слегка хрустнуло в ноге. Нарушение произошло уже в штрафной площадке.

Кноблох прежде всего попросил отвести Бидло в медпункт, а меня удалил с поля и назначил пенальти.

Его реализовал один из бидловских нападающих. Я видел это с трибуны. Через минуту нам забили еще один гол, последний.

Встреча закончилась. Все были удовлетворены. Мои ребята — потому что счет был гораздо меньше десяти, соперники — потому что все же нас победили, командир батальона и майор Кноблох — потому что надпоручик Бидло еще до конца встречи вернулся на поле и вторая рота не осталась без командира.

И только я не испытывал никакой радости. Я шел в раздевалку вместе с игроками и по их лицам ясно видел, что они думают о моем поступке. Они молча переодевались в сухие спортивные костюмы, будто не замечая меня. И только когда они выходили из раздевалки, один из них, я так и не понял, кто именно, и это меня мучает до сих пор, сказал:

— А командир наш силен, ничего не скажешь.

— Это точно, силен, — послышались еще чьи-то голоса.

Я чувствовал, что это слово ни в коей мере не означало у них осуждения.

Я довольно смиренно шел просить прощения у надпоручика Бидло, но его реакция меня весьма удивила:

— Ты чего извиняешься? Опасных игроков всегда придерживают как могут. У меня, к сожалению, уже не та скорость. Года два назад у тебя не хватило бы времени, чтобы меня уложить.

— Где-то я слышал, что в подобных случаях лучше схватить соперника за майку. Это, говорят, не так