домом. И все должны узнать об этом. Публичное бесчестье продемонстрирует всем, что Авессалом сверг своего предшественника, а то, что насилие против имущества отца совершит сын, сделает этот поступок весьма действенным с политической точки зрения. Ахитофел говорит:

«Войди к наложницам отца твоего, которых он оставил охранять дом свой; и услышат все Израильтяне, что ты сделался ненавистным для отца твоего, и укрепятся руки всех, которые с тобою. И поставили для Авессалома палатку на кровле, и вошел Авессалом к наложницам отца своего пред глазами всего Израиля» (II Цар. 16, 21–22).

По некоторым данным, Ахитофел был отцом Вирсавии. Упоминание кровли в контексте преступления сексуального характера напоминает о ее истории и, разумеется, о неблаговидной роли Давида. По мнению Ахитофела, овладение наложницами повысит политический статус Авессалома, сделав разрыв с Давидом окончательным, — возможно, именно из-за этого Данте поместил Ахитофела в один из самых нижних кругов ада среди тех, кто сеет раздор и раскол. В «Аде» обезглавленная тень Бертрана де Борна напоминает об этом эпизоде из жизни Давида:

Голова, отделенная от тела, подобна сыну, отделенному от отца, — в общем, нельзя сказать, что Данте преувеличил влияние Ахитофела. В Писании мудрость советов Ахитофела описана удивительными словами: «Советы же Ахитофела, которые он давал, в то время [считались], как если бы кто спрашивал наставления у Бога. Таков был всякий совет Ахитофела как для Давида, так и для Авессалома» (II Цар. 16, 23).

Совет овладеть наложницами столь же неожиданный, сколь и то, что Давид пощадил бросавшего в него камнями Семею. Это эпизоды семейной драмы и одновременно это состязание между Давидом и Ахитофелом, где судьба Авессалома предопределена его ролью пешки в сложной игре. Ахитофел советует Авессалому отпустить его, чтобы он мог броситься с вооруженным отрядом в погоню за царем, пока Давид и его дружина еще не восстановили силы после бегства. Дескать, находящиеся в ослабленном состоянии люди Давида покинут его. «Я убью одного царя и всех людей обращу к тебе» (II Цар. 17, 2–3).

Но Авессалом обратился за советом к Хусию Архитянину — человеку Давида, который притворяется верным Авессалому. В интересах Давида Хусий предлагает обратное совету Ахитофела: чтобы Авессалом подождал и отложил преследование Давида до того времени, пока весь Израиль, от Дана до Вирсавии, не соберется вокруг нового царя. Хусий увлекает Авессалома фантазией о славном покорении всех и вся, и это льстит принцу, которому приятно видеть вокруг своей колесницы пятьдесят скороходов и который, не моргнув глазом, сжигает поле, чтобы привлечь внимание его владельца. По-видимому, эта картина победы над отцом показалась Авессалому более славной, чем предложение Ахитофела. Хусий говорит:

«Посему я советую: пусть соберется к тебе весь Израиль, от Дана до Вирсавии, во множестве, как песок при море, и ты сам пойдешь посреди его; и тогда мы пойдем против него, в каком бы месте он ни находился, и нападем на него, как падает роса на землю; и не останется у него ни одного человека из всех, которые с ним; а если он войдет в какой-либо город, то весь Израиль принесет к тому городу веревки, и мы стащим его в реку, так что не останется ни одного камешка» (II Цар. 17, 11–13).

Авессалом и его компания предпочитают применить против Давида этот гиперболический, почти поэтический план вместо быстрой хирургической операции, которую рекомендовал Ахитофел; это ошибочное решение повествование приписывает желанию Господа навлечь зло на Авессалома.

Хусий Архитянин сообщает о принятом решении священникам Садоку и Авиафару, агентам Давида, и те, в свою очередь, посылают гонца к Давиду, который тут же в поисках безопасного убежища уходит за Иордан вместе со всеми своими людьми. Авессалом же, очевидно, в это время пребывает в окружении наложниц — и в окружении видений будущего триумфа.

А Ахитофел? Что делает этот мудрец? Традиция, зафиксированная в мидраше, говорит, что Ахитофел обучал многочисленных учеников, и в их числе был афинский мудрец Сократ. Другими словами, Ахитофел — воплощение разума, а значит, и границ разума и осознания этих границ. Сообщение о том, что Ахитофел обучал Сократа, указывает на его невероятную одаренность, а также на то, что мудрец Ахитофел опрометчиво и беспорядочно делится своим даром и с греками, и с горячим непостоянным Авессаломом. Но теперь Ахитофел с полной и отчаянной ясностью понимает, что означает решение Авессалома:

«И увидел Ахитофел, что не исполнен совет его, и оседлал осла, и собрался, и пошел в дом свой, в город свой, и сделал завещание дому своему, и удавился, и умер, и был погребен в гробе отца своего» (II Цар. 17, 23).

Слова «дом свой», «город свой», «отца своего» еще раз показывают, что это конфликт не только общенациональный, — самоубийство Ахитофела, как цикута Сократа, признает связь общественного с личным.

Как предвидел Ахитофел — и как предвидел Давид, которого уведомили шпионы и агенты, — Авессалом переправляется через Иордан и попадает в Галаад. На место Иоава он поставил во главе войска Амессая (еще одного кузена, связанного с домом Иессея). Это шанс Авессалома переделать песнопение, услышать женщин, поющих: Авессалом победил десятки тысяч. С другой стороны, Давид опять стал военным лидером и вообразил, что еще может быть воином, несущим свое оружие в битве:

«И осмотрел Давид людей, бывших с ним, и поставил над ними тысяченачальников и сотников. И отправил Давид людей — третью часть под предводительством Иоава, третью часть под предводительством Авессы, сына Саруина, брата Иоава, третью часть под предводительством Еффея Гефянина. И сказал царь людям: я сам пойду с вами. Но люди отвечали ему: не ходи; ибо, если мы и побежим, то не обратят внимания на это; если и умрет половина из нас, также не обратят внимания; а ты один то же, что нас десять тысяч; итак для нас лучше, чтобы ты помогал нам из города. И сказал им царь: чту угодно в глазах ваших, то и сделаю. И стал царь у ворот, и весь народ выходил по сотням и по тысячам» (II Цар. 18, 1– 4).

Военачальник, но уже не воин, Давид-отец все еще защищает Авессалома:

«И приказал царь Иоаву и Авессе и Еффею, говоря: сберегите мне отрока Авессалома. И все люди слышали, как приказывал царь всем начальникам об Авессаломе» (II Цар. 18, 5).

Все люди слышали этот приказ, но при этом понятно, что Авессалом должен сегодня умереть.

Силы Давида уничтожили армию Авессалома, разбив ее наголову. В общей сумятице рабы Давида встретили Авессалома, ехавшего на муле, и стали свидетелями причудливой картины беспомощности и беды, когда по вине животного Авессалом зацепился волосами за низко растущие ветви деревьев. Узурпатор повис в воздухе, не на земле и не на небесах, застряв на полпути к смерти, — злополучный человек из ниоткуда, похожий на марионетку. Мул пошел дальше, подобный царству или течению жизни, которая продолжится уже без него, наверное, все еще прекрасного «от подошвы ног до верха головы». Авессалома обездвижила и ранила его собственная безрассудная сила.

В этой ситуации характер Иоава проявляется еще резче, чем в ситуации, когда он взял на себя убийство Авенира:

«Когда мул вбежал с ним под ветви большого дуба, то [Авессалом] запутался волосами своими в