занятием!

— Я надеюсь, что вы так и сделаете, — сказала Дора очень внушительным тоном, — не стоит из-за этого губить свою жизнь.

Готов с вами согласиться, хотя я не думаю, что вам так уж много известно о моем занятии, — говоря это, незнакомец вновь принялся за сыр, одновременно подвинув ближе к себе банку с маринованными овощами.

— Но я очень надеюсь… — начала Дора, однако Освальд не дал ей продолжить. Он не считал данный момент подходящим для нравоучений.

— Значит, вы бросили свои вещи в канаве, — сказал он, — а каким образом вы раздобыли эту одежду?

Он указал на серый костюм у камина, над которым тонкими струйками поднимался пар.

— Эту? — понял глаза незнакомец. — Ну, как обычно.

Освальд был слишком хорошо воспитан, чтобы спросить, каков этот обычный пусть превращения арестантской робы в приличный серый костюм с бриджами. Он подозревал, что это был тот самый пусть, каким в свое время проследовал четырехфунтовый кекс из кондитерской Дженнера, что на Хай-стрит.

Алиса беспомощно взглянула на меня. Я понимал и вполне разделял ее чувства.

Укрывательство преступника, разыскиваемого полицией, — это дело совершенно особого рода, и тому, кто когда-либо им занимался, знакомо ощущение леденящей пустоты, которое возникает у вас где-то в районе верхней пуговицы жилета или — если на вас одета пижама — в том месте чуть пониже груди, где обычно завязывается поясок. К счастью, у нас еще оставалось несколько бодрящих мятных лепешек. Мы съели каждый по две штуки и почувствовали себя лучше.

Девчонки взяли простыни с постели Освальда и перенесли их на кровать в дальней комнате, где обычно ночевала мисс Сэндал, когда ей случалось приехать сюда из Лондона, на время оторвавшись от переломанных костей своего братца — распространителя полезных брошюр.

— Если хотите, можете лечь спать, — сказал Освальд незнакомцу, — мы разбудим вас в нужное время. И ни о чем не беспокойтесь. Мы будем стоять на страже и в случае чего сразу же ладим вам знать.

— Разбудите меня в восемь часов, — сказал беглый преступник, — у меня впереди еще долгий путь. Не знаю, как вас и благодарить за этот прием. Спокойной вам ночи.

— Спокойной ночи, — сказали все.

— Положитесь на нас, — добавила Дора. — Пока вы спите, мы что-нибудь придумаем.

— Не стоит вам ломать голову. Это уже мои заботы, — сказал человек, глядя на серый костюм, подсыхавший у камина. — Если уж я оттуда вылез, то сумею потом влезть обратно.

Он взял свечу, и Дикки проводил его до комнаты мисс Сэндал.

— «Если уж я оттуда вылез», — повторила Алиса. — Что он хотел этим сказать? Не собирается же он в самом деле потихоньку залезть обратно в тюрьму, а потом сделать вид, будто сидел там все это время, только они его почему-то не замечали? Это было бы довольно странно.

— Итак, что мы предпримем? — спросил Дикки, присоединяясь к остальным. — Между прочим, он сказал мне сейчас, что ненавидит гнусную конуру, в которой но ютился в Дувре. Бедняга, его вполне можно понять.

— Надо подобрать такую одежду, в которой его никто не узнает, — сказала Дора.

— Мы можем переодеть его в женское платье и притворимся, что он — наша тетушка, — предложила Алиса. — Я читала про такие вещи в книжках. Было уже три часа ночи, но никто не хотел спать. Мы зажгли еще несколько свечей и поднялись на чердак, где стояли сундуки мисс Сэндал. Там мы нашли все необходимое для маскировки — платье, накидку, капор, вуаль, перчатки, нижние юбки и даже туфли, которые, как все мы в глубине души понимали, вряд ли пришлись бы впору мужчине. Покончив с этим, мы сложили готовый наряд тетушки на диване в гостиной, и только сейчас позднее время дало, наконец, себя знать. Наши глаза слипались, а челюсти, наоборот, не закрывались из-за непрерывной зевоты. Посему было решено немного вздремнуть. Алиса сказала, что она умеет просыпаться в заранее намеченное время с точностью до минуты, и мы ей поверили, поскольку она уже несколько раз демонстрировала эту свою способность. Мы договорились, что на разбудит нас в шесть утра.

Увы! Все заверения Алисы оказались пустым звуком, и это не она подняла нас с постелей. Мы проснулись от раздавшегося в нашей спальне голоса миссис Биль.

— Привет! — сказала она. — Пора вставать, джентльмены. Уже половина десятого, ваш приятель давно оделся и сидит за столом в ожидании завтрака.

Мы выпрыгнули из кроватей.

— Послушайте, миссис Биль! — вскричал Освальд, никогда и ни при каких обстоятельствах не терявший самообладания. — Не говорите никому о том, что у нас этой ночью был гость.

Она засмеялась и вышла из комнаты. Вероятно, она решила, что это всего лишь один из глупых детских секретов. Она не знала всей правды.

Мы застали вчерашнего гостя сидящим у окна.

— Вам бы не следовало выглядывать на улицу, — заметила Дора. — Это неосторожно. Вдруг вас кто- нибудь увидит?

— Пускай увидит, — сказал он. — Мне не жалко.

— Но тогда вы снова окажетесь там, откуда с таким трудом выбрались.

— Мне так или иначе придется там побывать, — сказал незнакомец, на котором все еще была одежда скромно живущего и возвышенно думающего мистера Сэндала. — Надо взглянуть, что сталось с моими вещами, которые я бросил в той проклятой канаве. Прежде всего меня волнует состояние камеры.

— Вчера вы сказали, что ненавидите свою камеру, — напомнил Дикки.

— Неужели я так сказал? Должно быть, я малость погорячился. В любом случае, она стоит немалых денег.

— Но с нашей помощью… — начала Дора, и в этот момент Освальд, который был не по годам сообразителен, почувствовал, как у него краснеют уши и краска постепенно заливает лицо и шею. Прервав Дору на полуслове, он спросил:

— Скажите пожалуйста, что вы делали в Дувре? И в чем вообще состоит ваше занятие, которое вы собираетесь бросить?

— В Дувре я был по делам, — сообщил незнакомец, — а последнее время я занимался церквами — в Хайте, Бэмарше и…

— А кондитерскими вы больше не занимаетесь? — спросил Дикки, не обращая внимания на пинки, которые я давал ему под столом. — Я имею в виду ту кондитерскую, где вы стащили кекс, за что были посажены в Дуврскую тюрьму — ту самую, откуда вы недавно сбежали, потому что…

— Бог мой! — воскликнул незнакомец. — О чем это вы говорите?! Вы меня с кем-то спутали.

— Но тогда кто вы такой?! — возмутилась Дора. — Если вы не бедный сбежавший из тюрьмы вор, то кто вы такой вообще?

— Я фотограф, мисс, — сказал гость. — Езжу по стране, делаю снимки старинных зданий.

И только тут до него дошла суть происшедшего — я думал, он никогда не перестанет смеяться.

Завтрак остывает, — напомнил Освальд.

— Да, да, конечно, — сказал фотограф, понемногу успокаиваясь. — Ну и дела! Бывает же такое! Клянусь Богом, мне будет что рассказать своим друзьям.

— Нет, — вдруг сказала Алиса, — мы думали, что вы беглый преступник, и хотели вам помочь, — она указала на диван, где был разложен в полной готовности наряд фиктивной тетушки. — Мы о вас позаботились, а взамен вы должны обещать, что никому об этом не расскажете. Вспомните, — добавила она уже другим тоном, — вспомните о холодном беконе и сыре, о маринованных овощах, которые вам так понравились, о камине и горячем какао, о сухой одежде и о том, что мы из-за вас не спали всю ночь.

— Ни слова больше, мисс, — сказал фотограф с достоинством. Ваша воля для меня закон. Я буду нем как могила.

И он с таким аппетитом набросился на яичницу с ветчиной, словно прошли как минимум две недели с тех пор, как он съел у нас почти все запасы бекона.