ради Леннарта, который жив и с которым я буду целый вечер наедине! Я забыла все на свете! Но через две недели внизу в подъезде я встретила невысокую даму с серебристыми волосами; она была в трауре. У меня проснулась совесть. Но являться с цветами было уже поздно. Чтобы по крайней мере хоть чем-то ей помочь, я взяла ее пакет, и мы начали наше трудное восхождение вверх по лестнице.

— Ох уж эти лестницы! — вздохнула она. — Но скоро я от них избавлюсь. Первого июля я переезжаю в Норчёпинг[8] к сестре!

— Вот как! — воскликнула я.

Тут старая дама мягко похлопала меня по руке и сказала:

— Я слышала внизу, в молочной, что вы, фрёкен, собираетесь выйти замуж. Не хотите ли поселиться в моей квартире? Но быть может, вам тоже надоели эти лестницы и вы хотите жить в доме с лифтом?

Поставив пакет, я уставилась на даму в трауре. И слова бурным потоком заструились из моих уст. Я попыталась объяснить ей, что готова жить на самом верху башни Вавилонской [9] без всякого лифта, только бы получить квартиру, и что… о-о-о! Я не представляю себе ничего более прекрасного, чем остаться на улице Каптенсгатан.

— Да, ну тогда все хорошо! — сказала она, дружески кивнув мне. — Там три комнаты и не слишком уж безумная цена!..

Я сжала ее руку и попыталась высказать, как я ей благодарна. Тут она снова кивнула и сказала:

— Мне приятно думать, что это будет ваш первый дом после свадьбы. Знаете, мы с мужем прожили здесь тридцать три года! И всегда были счастливы!

Я еще сильнее сжала ее руку. О, как хорошо было знать, что на свете существуют счастливые браки и любящие друг друга люди, которые по-доброму относились друг к другу и делили радости и горести целых тридцать три года! Так будем жить и мы с Леннартом, хотя, разумеется, проживем вместе гораздо дольше тридцати трех лет.

Я пошла с ней посмотреть квартиру и совершенно обезумела от восторга, увидев, как чудесно там будет, когда мы с Леннартом устроим все так, как нам хочется. Сейчас это было старинное, по-своему милое и уютное жилище! Но здесь будет новый дом, новый, и красивый, и приятный, и практичный, и это будет наш дом! Ура!

Через пять минут я влетела к Еве, ударила себя в грудь и воскликнула:

— Как ты думаешь, кто перед тобой?

— Напоминает Кати, — сухо ответила Ева. — Я не знаю никого, кто хотя бы приблизительно выглядел так глупо!

— Ты права! — вскричала я. — Это Кати с улицы Каптенсгатан и ею и останется. Но, кроме того, ты видишь самого счастливого человека на свете!

Потом, подбежав к телефону, я позвонила Леннарту.

— Леннарт! — закричала я и попыталась рассказать, что случилось.

— Вероятно, испортился телефон, — сказал Леннарт. — Там кто-то так странно бормочет!

— Ах, Леннарт! — воскликнула я. — Это всего лишь я бормочу!

Он не поверил своим ушам, когда я рассказала ему обо всем. Он наотрез отказывался верить в правдивость моих слов и предупредил, чтобы я не питала светло-голубых надежд, пока не будет подписан контракт.

Но через неделю контракт был подписан и прибит над моей кроватью, так чтобы я могла его видеть, как только просыпаюсь, а маму Леннарта уже переубедили и уверили в том, что ранние браки — благословение Божье, приносящее великую пользу обществу и его отдельным членам. Короче говоря, жизнь нам улыбалась!

А теперь еще и Париж! Леннарт хотел, чтобы мы поженились в Париже. Естественно, средств на это у нас не было, это было безумием… Но как хорошо, что Леннарту этого хотелось! Да и кто я такая, чтобы восставать против своего мужа и господина? Хороша была бы я, если бы начала наше супружество, помешав невиннейшим и безобиднейшим маленьким выдумкам Леннарта!

Пока легкие майские сумерки сгущались за нашим окном, мы строили планы. Пили чай, болтали и планировали. Да, мы поженимся в Париже, это точно решено!

— Такая свадьба — память на всю жизнь, — уверяла Ева.

— Да, в особенности с ребенком в черном полотняном одеянии, — согласился Леннарт.

В тот вечер я совершенно не могла заснуть. Лежала, глядя в потолок, а в ушах звучали слова Леннарта: «Я знаю небольшой дешевый отель на левом берегу, там можно поселиться».

Я никогда не была в Париже!

Строить планы, упаковывать вещи, ехать — до чего же весело! Разумеется, все, кроме того, чтобы упаковывать вещи. Как там написано в книге «Трое в лодке»[10]: «После того как Джорджа повесят, Гаррис станет худшим упаковщиком вещей во всем мире». Это великолепно подходит и к Леннарту, и ко мне… Когда Леннарта повесят, не найдется ни единого человека, который бы единственно с помощью коробочки талька произвел большее опустошение в чемодане, чем я. Совсем другое дело Ева. Она создана, чтобы упаковывать вещи! Складывает все так аккуратно, для всего находит место и, когда чемодан или сумка упакованы, не стоит, держа в руках груду обуви, которой следовало бы лежать в самом низу.

Мы с Леннартом собирались прокатиться до Парижа в его двухместном старом «фиате». Ева должна была, рея крылами, примчаться следом за нами парижским ночным поездом. И поскольку она отправлялась в путь на четыре дня позже нас, ее упаковка не совпала, к сожалению, с моей. Мне пришлось складывать вещи как придется: жестокосердая Ева сидела рядом и только смотрела, что я делаю.

— Нет времени, — сказала она, когда я осторожно предложила ей помочь мне. — У меня абсолютно нет времени, — заверила она. — Надо учить французский! Уже дома в Омоле учителя французского языка жутко расстраивало, когда я вместо одного выражения употребляла другое, и боюсь даже подумать, что будет, когда я приеду в Париж.

Тут как раз в дверь позвонили. Это был Леннарт, приехавший посмотреть на мои успехи. Сам он уже все упаковал, утверждал он. Тогда я еще не знала, что, как скверный упаковщик, он значительно превзошел меня, и радостно увлекла его за собой к наполовину уложенному чемодану, стоявшему на полу посреди комнаты.

— Можешь помочь мне, — разрешила я.

— Спасибо! — поблагодарил он. — Привет! — сказал он Еве.

Потом вывалил все содержимое чемодана на пол. Я избрала неверный метод, уверил он меня и начал упаковывать вещи по своему методу. Я не увидела никакой разницы в наших методах, кроме того, что он еще обильнее посыпал вокруг себя тальком. Он уложил вещи так же по-дурацки, как и я, и чемодан нельзя было как следует закрыть.

— Выбрось всю коробку, — сказала я. — Париж битком набит пудрой. Подумать только, завтра мы поедем в Париж!

И мы погрузились в мечты. Сидя возле чемодана, мы, болтая, время от времени рассеянно укладывали в него то одну, то другую вещь.

— О, как чудесно будет увидеть Сену, — сказала я. — Я коллекционирую реки.

— Сена тебе понравится, — пообещал Леннарт.

— Но нам нужно жить в дешевом отеле, помни это, Леннарт. Есть нам вообще не надо. Сыр, хлеб и красное вино — ca suffit[11], как говорят французы, правда, Ева?

— Об этом я ничего не знаю, — ответила Ева. — Я еще не продвинулась далее «Письменных упражнений для начинающих изучать французский язык», — объяснила она, указывая на книгу, лежащую у нее на коленях.

— Наш отель находится в Quartier Latin[12], — сообщил Леннарт, —