мной ее хозяйке угрожает меньшая опасность. Она повернулась к Марджери и бурно запротестовала.

— Нет-нет, Мари, вы останетесь здесь, — решила Марджери. — Мисс Рассел все равно следует в том же направлении, ничего с нами не случится. Еще и половины шестого нет. К половине восьмого я вернусь… Хорошо, хорошо, я не стану возвращаться одна. Прибудет такси, заплатите и попросите отправиться за мной на Норвуд-плейс, если Томас к тому времени не вернется… Хорошо, я позвоню… Конечно же, там есть телефон, ведь мисс Годдарт звонила откуда-то… Мари, довольно, принесите пальто мисс Рассел. — Марджери повернулась ко мне. — Извините. Она со мной иногда как наседка с цыплятами. Не любит, когда я вечером отлучаюсь.

— Спасибо, Мари, я скоро вернусь… Да-да, позвоню, если задержусь, только я не собираюсь задерживаться.

Мари подала мне пальто, и все язвительные взгляды ее не смогли испортить мне удовольствия от прикосновения теплой мягкой серовато-голубоватой викуньи с черным котиковым воротником. Платье, с которым пальто сочеталось по цвету и покрою, сразу заиграло еще ярче. Марджери присмотрелась.

— Чудесно, Мэри. Это не Шанель?

Я заверила, что не Шанель, и поведала о своих эльфах.

— Спросите, пожалуйста, не сошьют ли они что-нибудь для меня. Прекрасный ансамбль и как подходит к вашему лицу, к фигуре! О-о! — воскликнула она, переведя взгляд в окно. — Туман, кажется, густеет.

Полностью стемнело, однако фонари и фары автомобилей просвечивали сквозь желтую дымку, создавая антураж в духе Уилки Коллинза, Собственно говоря, выдавались в Лондоне деньки и похуже. Во всяком случае, футов на десять окружение еще различалось, можно было не опасаться врезаться в стенку или споткнуться о поребрик тротуара.

Шли мы не торопясь. Улицы чередовались чисто по-лондонски: за оживленными, кишащими транспортом и пешеходами, следовали узкие проулки без единого прохожего, разве что силуэт патрульного полицейского вынырнет на фоне освещенного окна. Туман гасил звуки, улицы казались тише, чем обычно, проулки отзывались печальным эхом. Стучали о покрытие тротуара каблуки Марджери, еле слышно шуршали мои подошвы. Сквозь туман медленно пробирались экипажи, грузовые и легковые автомобили. Водители вглядывались вперед, высунувшись в боковые окна или склонившись к ветровому стеклу. Я проверила направление и после очередного поворота решила дать волю своему любопытству.

— Вы говорите, что Мари не любит, когда вы выходите вечером. Для этого есть какая-то причина?

— Нет, особой причины никакой, просто она беспокоится, когда я нахожусь вне поля ее зрения. Вы, конечно, удивляетесь, почему я позволяю своей прислуге меня допекать.

Я засмеялась.

— Ну…

— У Мари доброе сердце, хотя внешне она, конечно, весьма колючая. Она мне отдаленная родня. Уже шесть лет со мною. Семья Мари погибла во время войны, когда деревню заняли немцы. Ей важно сознавать, что я в ней нуждаюсь. К тому же нельзя не признать, что она мне иной раз весьма помогает.

— Кроме случаев, когда нужно вечером выйти из дому.

— Совершенно верно. — Марджери рассмеялась.

— И часто вас так неожиданно беспокоят?

— Нет, лишь изредка. Хотя все знают, что ко мне можно обратиться в любое время. И не только…

Далее я ее не слушала. На всем протяжении нашего пути я автоматически воспринимала окружающую обстановку даже более внимательно, чем обычно, учитывая туман. Когда тихие шаги позади вдруг сменились частым перестуком подошв, я не раздумывала, в чем дело, а сразу отреагировала. Резко оттолкнув от себя Марджери, я повернулась к источнику шума. Передо мною оказался худощавый молодой человек с узкой полоской усов на верхней губе, темными глазами, вооруженный тускло поблескивающим ножом.

Моя неожиданная реакция смутила его, он быстро окинул меня взглядом, ища оружие. Не обнаружив, успокоился и повернулся к Марджери, пытавшейся подняться на ноги.

— Замри! — крикнула ей я. — Не двигайся!

Его глаза переметнулись на меня, я заметила в них блеск азартного предвкушения. Зубы молодого человека оскалились в злобной ухмылке. На мгновение я замерла, но когда нож метнулся ко мне, тело отреагировало само по себе. Клинок проскочил мимо ребер, но парень не потерял равновесия, и вот уже кончик ножа снова маячит перед моими глазами.

Будь я одна, у меня имелась бы относительная свобода маневра. Главное было бы не поскользнуться и быстро сориентироваться в поисках подходящего оружия. Но за мною Марджери. Я смахнула с головы шляпу, чтобы использовать ее в качестве щита. Нож снова дернулся вперед, и я не смогла уклониться полностью. Лезвие пропороло викунью, шерсть и шелк, достало руку.

Нож оказался достаточно острым, я сначала даже не ощутила боли, только удар. Не сводя с нападающего глаз, я шевельнула рукой, поняла, что по-прежнему владею ей, ощутила, наконец, жжение раны и холод наружного воздуха там, где положено быть толстому слою одежды. Накатила ярость. Да, я ранена, да, мы обе в опасности, но страх и боль отступили перед приступом боевого бешенства. Безвозвратно пропало мое прекрасное пальто! Будь я проклята, если этот подонок испортит еще хоть одну деталь моего туалета!

— Ты, падаль! — заорала я, и он чуть вздрогнул, но тут же опомнился. На этот раз я не уворачивалась, а рванулась навстречу. Обе мои ладони сомкнулись на его запястье, рывок — и я чувствую по звуку, что нос его сломан о мой череп. Нож затарахтел по мостовой. Резким движением выворачиваю руку и заламываю ее за спину.

— Дернешься — руку вырву! — проорала я ему в ухо.

Он почему-то не поверил. Такие всегда плохо соображают. Рванулся — и хруст локтя слился с его диким воплем. Я повернулась к Марджери и помогла ей подняться. Поцарапано колено, завтра проявятся синяки, но, в общем, ничего страшного. Потрясена, конечно, но, главным образом, по причине вопля жалкой фигуры, нянчащей вырванный из сустава локоть.

— Бог мой, Мэри, что вы с ним сделали?

— Я с ним ничего не делала. Он сам это сделал. Я всего лишь позволила ему это сделать.

— Но он сильно ранен!

Этого еще не хватало. Сейчас Марджери начнет изображать сестру милосердия. Я нагнулась и за кончик подняла с панели нож. Глаза ее расширились, я поняла, что ножа она из-за моей спины не заметила. Тут она увидела расползающееся по рукаву моему темное пятно.

— Вы ранены… — пробормотала она с довольно глупым видом.

— Он пытался вас убить, Марджери. — Я пыталась сохранить видимое спокойствие. Будь она одна… Вспомнилась вдруг Айрис Фицуоррен, и я перевела взгляд на завывающего от боли бандита. При этом от меня все же не ускользнуло какое-то новое выражение лица Марджери, выплывшее сквозь страх и шок и снова исчезнувшее.

Как будто она что-то взвешивала и просчитывала. В мыслях мисс Чайлд унеслась куда-то далеко. К моменту, когда к нашей живописной группе, тяжко топая сапогами, подбежал первый бобби, Марджери дрожала, сжавшись на ступеньке чьего-то крыльца.

Последовали длительные и довольно нудные процедуры — нам задали множество вопросов, как на улице, так и в участке. Мою рану обработал полицейский врач, смазал, наложил пластыри. От больницы я отказалась, так как резаная рана оказалась неглубокой, хотя и довольно длинной. Я попросила дежурного инспектора сделать пару звонков, после чего атмосфера недоброжелательного недоверия сменилась атмосферой почтительного недоверия. По моим рекомендациям к бандиту на время нахождения в больнице, чтобы он бесследно не испарился, прикрепили констебля. На Норвуд-плейс послали полицейского, который, вернувшись, сообщил, что дома номер шестнадцать там не существует и никто из опрошенных ни о какой мисс Цинтии Годдарт не слышал. Это меня, впрочем, не удивило. Марджери отослали домой, дав ей охрану, она лишь чуть опоздала к обеду. Я осталась наедине с коренастым краснолицым старшим инспектором, постоянно улыбающимся, но со стальными холодными глазами. Я