нескладный долговязый баронет, рука которого и остановила меня по дороге к стойке, вытащил из кармана трубку, неодобрительно на нее посмотрел и спрятал обратно. Этот парень, пока еще студент, славился любовью к трубочному табаку, к Эйнштейну, а также к каламбурам и неприличным лимерикам, которые штамповал с завидной ловкостью.

— Что, ребята, прогуляемся?

Мы отправились в парки, вниз по Месопотамии, через Хай, вдоль Червел, мимо деревьев, лишенных летнего убора, по берегам прудов, лишенных уток и утят, вниз по течению Изис, где на нас почти одновременно навалились сумерки и слякотный дождь со снегом. С облегчением ворвались мы обратно в теплое помещение, скинули пальто, шарфы, остались лишь при добром настроении. Заказали горячее и горячительное.

Первой, как всегда, отдышалась Фиби.

— Бог мой, до чего мне надоела работа! Гулять, гулять, гулять! Пока пальцы не отмерзнут и на ногах пузыри не натру. — Она немножко подумала и сама себе ответила вопросом: — Гулять? Почему бы и нет?

— Потому что дождичек брызжет, дорогая, — урезонил ее баронет. — И потому что я еще чаю не пил.

— Ладно, не сейчас, так позже. Не сегодня да же. Мэри, брось свою затянутую паутиной премудрость! Пора проветриться.

Эти безответственные наскоки Фиби встретили с моей стороны полное понимание. Ибо я столько сегодня выпила, что тут же с энтузиазмом выразила свое согласие. У мужчин возражений против бесцельной траты времени, как всегда, не возникло. Итак, решено. Завтра в восемь утра встречаемся у кладбища Сент-Сепулькр — чтобы задать стартовую оптимистическую ноту — и вверх по реке, пока ноги несут. Ночуем на постоялом дворе — и обратно. Дождь? Что ж, вымокнем, не впервой.

На следующее утро я проснулась, проклиная себя, но… что ж делать, пошвыряла в свой затертый рюкзак теплые вещи и понеслась на кладбище.

Конечно же, мы вымокли, но не чрезмерно. Следуя извивам Изис, вышли к симпатичной харчевне, очень неплохо пообедали, выпили… и еще выпили, и еще добавили… Мы с Фиби разыграли узкую кровать, она выиграла, а я собрала кучу подушек и уютно устроилась на полу. Заснула в превосходном настроении, но в три часа ночи проснулась от страшного грохота в коридоре. Я проковыляла к двери, завернутая в одеяло и в обнимку с подушкой. Очки остались в башмаке, но рассерженную физиономию хозяина я различила.

— Есть тут среди вас Мэри… как ее…

Сердце мое отчаянно забилось и одновременно рухнуло куда-то под откос.

— Рассел? Я Мэри Рассел.

— Во-во. Рассел. Там какой-то чокнутый у порога, срочно, среди ночи, вас требует.

Дальнейших его излияний я не слышала. Захлопнув дверь, рванулась к одежде. Натягивая свитер, сунула ногу в башмак и чуть не раздавила очки. Штаны, конечно, попытались налезть на меня задом наперед. Тут Фиби зажгла свечу, и стало чуть легче.

— Что случилось, Мэри?

— Сама не пойму. Надо посмотреть.

— Пойти с тобой?

— Нет-нет, ни в коем случае. Там хозяин. Сейчас вернусь.

— Возьми с собой палку! — крикнула она вдогонку.

Чтобы избежать дальнейших препирательств, прихватила палку.

Хозяин прошел со мною вниз. Оказывается, он оставил «чокнутого» за дверью. Фигура гонца показалась мне незнакомой.

— Холмс? — с сомнением спросила я.

Человек повернулся, и я узнала его.

— Билли?

Уже не молодой мужчина, один из давних, еще со времен Бейкер-стрит, добровольных помощников Холмса.

— Да, мэм.

Я подхватила его под руку и втащила в таверну, несмотря на ворчание хозяина. Билли смахнул с себя промокшие шляпу и шарф, глянул, куда бы их пристроить, и просто уронил на пол. Он тотчас же принялся расстегивать куртку. Я вытащила из кармана купюру и сунула ее хозяину, прервав его словоизвержения.

— Огонь, прошу вас, еду, питье, побыстрее.

— Да, мисс. Сию минуту.

— Мисс Рассел, у меня приказ немедля доставить вас в город.

— Ничего, все равно мне надо еще одеться. Вы один?

— Брат ждет снаружи.

Он расстегнул наконец свою тяжелую куртку. Я приняла конверт, но не спешила его распечатывать.

— Как вы меня нашли?

— Дома у вас сказали, что вы гулять пошли, ну, мы следом. Двадцать восемь постоялых дворов объехали. Этот двадцать девятый.

Я представила себе, как они с братом выслушивали все, что о них думают двадцать восемь разбуженных среди ночи хозяев постоялых дворов.

— Отогревайтесь, я позову вашего брата, — сказала я ему и, сжав конверт, открыла дверь и свистнула.

И вот уже братья приложились к горячему чаю с бренди, а я разорвала конверт и вытащила листок, записку от Холмса. Написанную второпях, строки съезжают вниз.

Вот и погуляли. Пора возвращаться к прежней жизни. Я заспешила наверх, быстро схватила вещи, и вот уже мы трясемся в забрызганной грязью машине в направлении Лондона.

Ронни лежит в отдельной палате. То, что не прикрыто одеялом, почти полностью скрыто под бинтами. Взгляд сидящего рядом с больничной койкой мощного мужчины обращен к двери. На коленях небрежно брошенный пиджак, под которым, как я хорошо знаю, спрятан старый армейский револьвер, направленный в сторону входящих. Увидев меня, мужчина улыбается, встает и, оставив пиджак в кресле, направляется к двери. Я отступаю в коридор, чтобы не беспокоить Веронику.

— Мэри! Я уж опасался, что этот парень в Ирландское море свалился.

«Парень» — это Билли, по возрасту годящийся мне в отцы.

— Здравствуйте, дядя Джон. — Я приложилась к щеке Ватсона. Гладкая. Успел побриться. Значит, Холмс какое-то время дежурил здесь лично. — А где Холмс?

— Холмс… Гм… Кто его знает. Где-то здесь и, должно быть, к утру вернется. Значит, уже скоро. Как поживаете, Мэри? Рождество весело прошло? День рождения ваш я прозевал, разумеется. Но кое-что вам привез. Из Филадельфии. Неплохой городок, знаете ли…

— Правда? Спасибо. Рождество… хорошо, все в порядке. А вот с Вероникой… Знаете, как это случилось?

— Похоже, что она упала на рельсы перед прибывающим поездом. В подземке. Точно не помню, на какой именно станции… Ушибы, сломана рука, множество царапин и кровоподтеков. Но жизнь вне опасности. Повезло. Холмс не очень верит, что это несчастный случай, потому вызвал меня подежурить. Родители заходили, молодой человек приезжал с Холмсом, больше никого. Кроме медперсонала.

— Послушайте, дядя Джон, Холмс прав. Риск большой. Даже больничным служащим нельзя доверять. Мало ли… какой-нибудь укол — и…