только хихикать, ахать и помахивать длинными ресницами, не должны допускаться в приличное общество. Они не украшают собой компанию, а лишь наводят тоску. Я лично не выношу их присутствия рядом с собой».

На смелое заявление Иоланды герцог ничего не ответил, но на лице его появилось странное выражение. Девушке подумалось, что она попала впросак, и ей не стоило бы быть с ним столь откровенной.

— Простите меня, пожалуйста, — поспешила сказать она. — Я забыла на какой-то момент, с кем я говорю.

— А я совсем не удивлен, что вы мне задали такой вопрос. Только думаю, что я не тот человек, который мог бы ответить на него.

Она посмотрела на него с недоверием, и тогда герцог добавил:

— Я уверен, что вашему супругу будет гораздо удобнее ответить вам на заданные вами вопросы.

Иоланда не сразу поняла, о каком супруге идет речь, но потом вспомнила, что герцог считает ее женой Питера. От смущения она сильно покраснела.

— Конечно, я могу спросить об этом у него, монсеньор, вы правы… Как глупо получилось с моей стороны…

Но все-таки она не совсем понимала, что имел в виду герцог. Почему Питер должен был бы знать, что интересует герцога в актрисе?

Предложение спросить о Габриэль у Питера показалось ей совершенно абсурдным.

Герцог угадал по выражению ее лица, насколько она растерянна, и спросил:

— А вы ведете со своим мужем такие вот беседы, как, например, со мной?

— Пьера не очень занимают серьезные вещи, — ответила Иоланда.

— А какие же вещи его занимают, кроме любви к своей милой супруге?

— Лошади, особенно скаковые, рулетка, карты, если он имеет средства для игры, танцы… ну и все прочее, от чего получают удовольствие молодые люди.

— Почему вы вышли за него замуж?

— Я думала, что мы… Мы ведь договорились, монсеньор, что в этот вечер не будем задавать друг другу неудобных вопросов.

— Но вы уже задали мне один весьма неудобный вопрос, и будет только честно, если я поступлю точно так же.

— О, пожалуйста, это только все испортит. Мне так понравилась беседа с вами… Мне никогда не приходилось находиться рядом с человеком… который производит такое впечатление на меня.

— Значит, я произвожу на вас впечатление.

Это был не вопрос, а утверждение. Герцог произнес его очень тихо.

К тому времени тарелки уже опустели и были убраны со стола. Перед Иоландой поставили чашку кофе, а герцог вертел в пальцах бокал золотистого бренди.

Иоланда поняла, что их беседа зашла слишком далеко. Тревожный сигнал опасности вспыхнул в ее мозгу.

Она обвела взглядом комнату, избегая его пристального взгляда, но герцог, выдержав продолжительную паузу, спросил настойчиво:

— Какое же впечатление я произвожу на вас?

— Пожалуйста… не надо, — окончательно смутилась Иоланда. — Вы нарушаете правила игры.

— Правила игры?

Она кивнула.

— Может быть, вы мне объясните, какие правила имеете в виду.

— Вы не должны задавать мне вопросов таких, как этот… Потому что они смущают меня…

— Что же такого я сказал?

— Прежде всего меня смутили ваши комплименты. Таких прекрасных слов мне не говорил никто и никогда… Может быть, вы нарочно желаете смутить меня?

— Неужели я на это способен?

— Не знаю, но я чувствую, что между нами не должно происходить подобного разговора. Мы нарушаем какие-то правила, условности…

— Для француженки вы ведете себя слишком по-английски, — отметил герцог с усмешкой.

— Но ведь я… долго жила в Англии.

— Да, конечно. Вероятно, поэтому вы смущаетесь там, где француженка бы чувствовала себя на седьмом небе от счастья.

— Может быть, это действительно так, но лучше, если б мы разговаривали на какие-нибудь нейтральные темы.

— Такой разговор был бы смертельно скучным нам обоим. А кроме того, я хочу вам сказать, что вы не только привлекли, но еще и заинтриговали меня. И хотя я не отличаюсь любопытством, но в данный момент это чувство полностью овладело мной. Мне очень любопытно знать, какая вы на самом деле.

Иоланду все больше и больше пугали слова герцога.

Она обеспокоенно воскликнула:

— Сколько сейчас времени, монсеньор? Наверное, уже очень поздно и я должна вернуться, чтобы ухаживать за мадемуазель. Если меня не будет на месте, она страшно рассердится.

— И вы боитесь, что она вас уволит?

— Конечно, боюсь.

— Я ей не позволю сделать этого, не беспокойтесь.

— Но тогда возникнет очень неудобная ситуация, согласитесь. И мне все равно придется уйти со службы.

— Обещаю, что этого не произойдет.

— Пожалуйста, монсеньор, не отвезете ли вы меня домой?

— У меня такое чувство, — медленно и со значением проговорил герцог, — что вы торопитесь не столько для исполнения своих обязанностей, сколько стремитесь убежать от меня.

— Я бы не хотела так быстро покидать вас, но… вы меня пугаете…

— Вас очень легко смутить, Иоланда.

— Но это происходит потому, что вы такая… внушительная личность, монсеньор…

Иоланда попыталась улыбнуться дрожащими губами, когда встретила его внимательный изучающий взгляд. Ей больше всего хотелось скрыться от его проницательного взгляда, который, как ей казалось, пронизывал ее насквозь.

Краска густо залила ее щеки, она отвернулась, а он произнес с неожиданной мягкостью:

— Именно потому, что вы так убедительно просите меня это сделать, я отвезу вас домой.

Он махнул официанту, чтобы принесли счет, и, расплатившись, взял со спинки стула шаль и укутал ею плечи Иоланды. При этом рука его слегка коснулась ее шеи, и девушку словно пронизал электрический разряд. Такого странного ощущения она не испытывала никогда раньше.

Она боялась не его, а скорее саму себя, своих чувств. Поэтому Иоланда поспешила выйти на улицу.

Экипаж ждал их, и обратный путь по ярко освещенным улицам Парижа под звездным небом был не менее чудесным, чем дорога туда. Мягкий полог укрывал их колени, и неожиданно она ощутила пальцы герцога на своей руке.

Вероятно, Иоланда должна была убрать руку, но почему-то не сделала этого, хотя дрожь пробирала ее, когда его сильные пальцы гладили ее нежное запястье.

— Как вам показался наш вечер, Иоланда?

— Он был чудесным! Как будто я прочитала какую-то волшебную сказку или послушала замечательную музыку!

Он улыбнулся и еще крепче сжал ее руку.

— Я рад, что смог доставить вам хоть небольшое удовольствие. Именно этого я и добивался. Согласитесь ли вы еще как-нибудь провести вечер со мной?

— Я… должна бы сказать, наверное, «нет»…