обдуваемой тени древнего портового сарая:безупречно резкая линия горизонта и снопы солнца,завалившие пляж до неба. Там и здесь стучатпляжным бадминтоном: «В Багдаде все спокойно!»И море выглядит в точности как на картинахЮрия Егорова — ослепительным шаром обратной,усеянной бликами волн перспективы. Закатзатопляет горизонт, и красные флажки на тросев запретных для плаванья местах трепещут языкамипрозрачных ньюфаундлендов, стерегущих купальщиков.Я жил там — в этом воздухе, полном ангелов,в этом щекочущем, будто пронизанном стаей стрекоз,воздухе. Временамй оказывался под полной луной на горев одиночестве, спускаясь, чтобы подняться на другуюиерусалимскую гору, чье подножье облеплено горящимпланктоном окон; в каждом хотелось пожить.Что мной было взято на память об этом городе,что хранит ручей времени? — на дне его — камушки воспоминаний. Не скоровремя обточит их. Я спускаюсь к ручью истановлюсь на колени, чтобы,задыхаясь от жажды, напиться всластьослепительного забвенья.Никогда не привыкну к мысли,что мертвых так много: Мамаев курган,поля подо Ржевом, Аушвиц, Треблинка, Дахау —сгустки молчания. О, какой неподъемныймонолит молчания! Ни голоса, ни шепота оттуда.Как трудно молиться в такой тишине.Как непомерна тяжесть слова.Так, значит, вот как выглядит небосо дна древней могилы, заросшей маками!Я плыву в тишине, и тлеющие закатом верблюжьи горыпропадают во тьме востока.
63
ТОРЖЕСТВО
IМир завершен был только в двадцатом веке. Нынчеон стоит по грудь в безвременье, и головаеще ничего не знает о потопе, о хищных рыбах,но вода уже подобралась к губам,и, слегка отплевываясь от брызг, они говорято двадцатом веке. О том, что этот век был последними теперь осталось только вырасти, выйтина мелководье, го есть повзрослеть, осознав,что двадцатый век был веком апокалипсиса.Иначе мы все утопнем.IIВласть в мире слишком долго была в руках теней.Беда началась задолго раньше — с братоубийствавассальных соперничеств, иудовых поцелуев,опричнины, разинщины, пугачевщины,реформ Петра на человеческих костях,бироновщины, декабристов, крепостничества,Японской войны — Цусимы, Порт-Артура, погромов,с начала Первой мировой, с начала революции,Гражданской войны, Брестского мира, коллективизации,голода, Большого террора, баварской пивной,хрустальной ночи, Катыни, Ржева, Мамаева кургана,войны, войны и победы, борьбы с космополитами,врачами, генетиками, диссидентами… В результате Родинаокончательно превратилась из матери в мачехуи низвела образ человека, сделала всё возможное,чтобы сыны ее перестали ее любить.III
