к оазису — лакомиться финиками и купаться.Пустыня, человек, каменная пирамидка,заклинающая духов пустыни, — знак,запятая в пустом пространстве. Строкитоже призваны заклясть духов чистой бумаги.Море проступает на зазубренном лезвии горизонта.Противолодочный самолет барражирует над границей.Призрак Лоуренса Аравийского седлает верблюда,И тот встает, не понимая, кто натягивает поводья.Впереди над Негевом толпятся миражи Синая.X«Знаешь, Господи, — шепчет Гемула, —Я бы хотела быть смертной, простойтристрамией — черной пугливой птицей.Что мне жизнь вне тела — маета и только.Тело — залог соучастия в Творении. Важнообладать обоняньем, дыханием, болью.Что за скука — Твоя хлебная вечность».Вдруг из-за холма раздается скрежетпониженной передачи и навстречупереваливается через гребень пикап,полный скарба, женщин, детишек;бедуины машут руками, скупо улыбаясь.Солнце касается медным зрачком горизонтаи заливает пустыню лучистым взором.
61
КЛЮЧ
Вчера утром, когда поливал цветы под окном,я передвинул горшок — похожий на пифос,горшок из толстой огненно-красной глиныс тремя стеблями бело-розовых орхидей.Что-то скрежетнуло под ним, и я извлек на ладоньстарый ключ, чуть заржавелый. И замер. Когда-то —когда ты ушла, ты оставила ключ здесь — в условном месте. С тех пор я не заглядывал туда. Зачем? У меня на связкеесть свой ключ, им я и открывал все время,позабыв про тот, что был у тебя. Или в надежде,что ты вернешься. Не знаю. С тех пор я тебя не видел.Прошел день, миновал вечер, я уже собиралсяспать и с зубной щеткой в рукевышел проверить — заперта ли дверь-решетка,ведущая в сад, к пятачку, где мы кормилисоседского кота, когда он еще здравствовал;сюда к полуночи приходил и ежик,чтобы подъесть остатки кошачьего корма. Он терзали ерзал миской, и однажды опрокинул ее на себяи пополз, как слон под шляпой. А я услышал,как ты засмеялась. О, этот звонкий глубокий голос!Вспоминая его, я чувствую, какподнимается в гортань сердце. Но при этом —я совсем не помню твоего лица.Как странно!.. Впрочем, так и полагается божествуоставаться инкогнито — незримым. Еще в детствея точно знал, что если не можешь вспомнитьлицо той девочки, о которой часто думаешь,ради которой берешь высоту на физкультуре,стараешься прийти первым на кроссе, —если ты не можешь вспомнить ее лицо —значит, это всерьез, значит ты ее «любишь».И правда, нельзя полюбить то, что уже стало,что уже завершено; лишь то, что течет, способноувлечь за собой душу, подобно речи, подобноВремени. И разве способна памятьостановить течение Леты? Я вставилключ в личинку замка, повернул,язычок вдвинулся в прорезь, но ключбольше не пошевелился. Я оказался заперт.Я рассмеялся. Как странно! Как давномне не приходилось оказаться в запертом
