— Ну хоть труп выбросьте! Где это видано, чтобы мертвые с живыми лежали?
— Отнести разве на задний двор? — почесал в затылке главный. — Эй, вы, берите его за ноги! — обернулся он к стражникам. Те, недовольно ворча, опасливо приблизились к «покойному». Но лишь только они ухватили его за башмаки, как Бизоль, согнув ноги в коленях, пнул обоих в причинные места. Стражники отлетели к холерным больным, которые быстро успокоили их, а Роже в это время осторожно опустил на землю потерявшего сознание начальника караула. Потирая ушибленный кулак, Роже скомандовал:
— Надевайте их камзолы и латы!
Через некоторое время три стражника, с опущенными на лоб шишаками, вывели из подвала Бизоля и, подгоняя его алебардами, потащили по коридору.
— Куда вы его? — спросил любопытный охранник, шедшим навстречу.
— Тебе какое дело? — ответил Роже, опуская кулак ему на голову. — Нет, Бизоль, — обернулся он к другу, — давай-ка ты этим займись, а то я все руки отшиб!
Они поднялись по лестнице в комнату, где сидело человек семь стражников, распивая вино и играя в кости. Их оружие, мечи и алебарды, стояли в углу, прислоненные к стенке.
— Сидеть! — приказал Роже, отсекая стражников от оружия, а Виченцо и Греналь занесли над их лицами алебарды.
Бизоль выбрал себе два меча и посмотрел на самого толстого из охранников.
— Сколько караульных во дворе? — спросил он.
— М-много! — заикаясь ответил тот.
— А где лошади?
— Там ж-же.
— А ворота?
— От-ткрыты.
— Пойдешь с нами, покажешь.
Уходя, Роже повернулся к столу и посмотрел на кости.
— Во что играете, ребята? — спросил он.
— На большее, — ответил один из них.
— Давайте так, по честному, — предложил Роже. — Я не хочу вас подводить. Выигрываете вы — мы возвращаемся в подвал; побеждаю я — мы бежим. Согласны?
— Идет! — хмыкнул стражник. Он взял в руки кости и бросил. Выпали шестерка и пятерка. Его приятели возбужденно вскрикнули, заулыбались.
— Жаль, не повезло тебе! — улыбнулся Роже, метая кости. Они покатились по столу, а он, не дожидаясь пока они остановятся, вышел за дверь. Стражники наклонились над столом, уставившись на две выпавшие шестерки.
Толстяк вывел пленников во двор, и они неторопливо пошли вдоль забора к привязанным возле столбов лошадям.
— Молчок! — посоветовал Роже толстяку, когда они уже садились в седла. — И не ешь на ночь много жареной спаржи с мясом — не будет так пучить!
Стегнув лошадей, узники помчались к воротам, поднимая столбы пыли, смешавшейся с воплями очнувшейся охраны.
Раймонд посторонился, пропуская в рыцарский зал даму, лицо которой было скрыто густой вуалью. Судя по ее порывистым движениям, изящному стану, гибкой фигуре, — она принадлежала к тому счастливому возрасту от восемнадцати до двадцати трех лет, когда любовь и безрассудство берут вверх над разумом и достоинством. Одета она была весьма изысканно и богато, кисти рук и тонкую шею украшали золотые браслеты и ожерелье из редких жемчужин, — видно она относилась к знатному роду.
Гуго де Пейн и Милан Гораджич, встав с кресел, почтительно поклонились ей; она же, сделав несколько коротких шагов, в растерянности остановилась.
— Раймонд, оставь нас, — попросил Гуго де Пейн. — Слушаю вас, сударыня? — и так как она молчала, поглядывая из-под вуали на сербского князя, он добавил: — Вы желаете, чтобы мы разговаривали наедине?
— Да! — ответила девушка. Голос у нее был звонкий, а из под бархатной шляпки с искусственными розами выбивалась прядь черных волос. Милан Гораджич пожал плечами и пошел к двери. Только когда он скрылся, девушка осторожно подняла вуаль, блеснув темными глазами, горящими как два агата на мраморном лице.
— Принцесса Мелизинда? Что привело вас сюда? — спросил Гуго де Пейн, предлагая ей кресло.
— Желание помочь вам, — уклончиво ответила она. — Вам и вашему другу. Я знаю, что он сейчас в тюрьме Мон-Плеси.
— Людвиг фон Зегенгейм обвинен несправедливо, благодаря интригам барона Жирара, — сказал Гуго де Пейн. — Но вскоре ошибка будет исправлена, и он выйдет на свободу.
— Дай-то Бог! — согласилась Мелизинда. — Я уверена в его невиновности. Только не было бы слишком поздно.
— Что вы имеете в виду?
— Тюрьма Мон-Плеси — ужасное место.
— Любая темница мало напоминает курорт.
— Но эта — худшая из всех тюрем. И кроме того, я слышала, что на графа надели железо.
— Негодяи! — воскликнул Гуго де Пейн. — Мне следовало это ожидать! Неужели ваш отец отдал такой чудовищный приказ?
— Нет, это сделано вопреки его воле, по распоряжению барона Глобштока, — ответила принцесса. На ее лице вспыхнул слабый румянец, распространившийся от щек к вискам; он сделал ее лицо еще более привлекательным. Гуго де Пейн осторожно рассматривал ее, а она, почувствовав его ненавязчивое внимание, еще сильнее зарделась, но продолжала смотреть прямо в глаза. В них прочитывалось многое, потому что девушка еще не умела скрывать своих чувств, а может быть — не хотела этого. Словно повинуясь неудержимой силе, владевшей ею, она шагнула навстречу рыцарю. Взгляд ее слегка затуманился, а губы чуть приоткрылись, обнажив маленькие белоснежные зубки. Гуго де Пейн несколько отступил в сторону и поспешно произнес, избегая опасного момента, который мог возобладать над разумом:
— Вы могли бы помочь мне в тайном свидании с Зегенгеймом?
Мелизинда словно очнулась, услышав его ровный голос.
— Для этого я и пришла, — так же торопливо ответила она, отводя взор.
— Когда вы можете устроить встречу?
— Сегодня. Сейчас. Дежурящий в тюрьме офицер — преданный мне друг.
— Тогда не будем терять времени?
— Не будем, — согласилась принцесса. Но ни она, ни Гуго де Пейн не двинулись с места, продолжая смотреть друг на друга. И вновь, — гипноз ли, самовнушение или воплощение девичьих грез? — потянули Мелизинду к рыцарю; а он, чувствуя тающий искусственный холод, окружавший его с тех пор, как он покинул Константинополь, вдруг увидел перед собой — будто в преломившемся свете, отраженном от зеркал, — другое лицо, обрамленное золотистыми волосами, сверкающее вишневым цветом глаз, близкое и родное, плывущее ему навстречу. Потерявши на какие-то мгновения чувство времени и пространства, пронесясь над охваченной огнем землей, он коснулся обеими ладонями пылающих нежных щек, ощутил на своих губах вкус ее губ.
— Боже мой! — выдохнула Мелизинда, обвивая его шею руками, и он очнулся, отрезвел, сознание вернулось к нему, а вместе с ним — колющая сердце горечь. Гуго де Пейн мягко отстранился, освободил ее руки, ласково произнес:
— Мы должны поспешить, милая принцесса.
— Да, да, конечно, — согласилась она, тряхнув головой, будто сбрасывая с себя чары. — Идемте. Моя карета ждет.
— Почему вы помогаете нам? — спросил Гуго, когда они спускались по лестнице.
— Потому что… потому, — запнувшись ответила Мелизинда с очаровательной, женской логикой.
— Ну тогда понятно, — отозвался рыцарь, поддерживая ее локоть.