К сожалению, долго играть этот спектакль ему не довелось, нужен был спонсор, а его не находилось.
Может быть, теперь он найдется, этот чертов спонсор? Как было бы здорово! Нельзя ему играть только ментов и крутых мужиков. А если он еще уйдет из театра, как собирается… Тут нужен «Гамлет»! Сейчас спонсор найдется, не сомневаюсь, надо только его искать. Черт, черт, черт, о чем я думаю? Я хотела уже порвать проклятые снимки, но передумала и на всякий случай решила спрятать их. Но куда? А все туда же, в «Историю КПСС»! Если он решит почитать письмо от любимой женщины, то найдет эту красоту – и поймет, что я все знаю. И что тогда? А что будет, то и будет, там поглядим!
Я затаилась. Глеба рвали на части, и я почти не видела его. Таинственный доброжелатель больше не присылал ничего. Я совершенно не знала, куда себя девать. Некоторые актерские жены всюду таскаются за мужьями, торчат сутками на съемках, но Глеб этого просто не потерпел бы. Я не хочу гирей висеть на нем. Наконец мне позвонила Ульяша:
– Санька, здоровеньки булы! Привезла тебе не только мешок семечек, но и еще кое-что!
– Да? И что же это?
– Работа!
– Какая работа? – удивилась я.
– Творческая!
– Что?
– Ну это не совсем телефонный разговор…
– Уля, ты меня пугаешь!
– Ничего, лиха беда начало! Можешь сейчас ко мне приехать? Я только что с поезда, еле жива.
– Хорошо, скоро буду!
Уля и вправду выглядела усталой, но к моему приходу уже успела принять душ и сейчас сидела в халате, с полотенцем на голове и пила кофе.
– Хочешь кофе?
– Нет, спасибо, что ты там в Киеве мне за работу нашла, о которой нельзя говорить по телефону? Наркокурьером, что ли?
– Да нет, – рассмеялась она. – Это у меня еще советская привычка. А работа такая – ты берешь заграничный роман и полностью его переделываешь.
– То есть как?
– А вот так! Он должен стать неузнаваемым! Ты меняешь все: имена героев, страну, место жительства – словом, все реалии…
– Боже мой, зачем это?
– Все очень просто: чтобы издательство не платило за авторские права!
– Не понимаю! Не проще ли написать тогда новый роман?
– А ты можешь?
– Нет, наверное.
– В том-то и дело! Это, конечно, жульничество, но все-таки работа чистая…
– В высшей степени! И потом, этот роман ведь еще надо перевести.
– Да, действительно, об этом я как-то не подумала… А ты перевести не сможешь?
– Уля, ну что ты такое говоришь? Я же едва знаю английский. Ну надо же, чем только люди сейчас не занимаются, с ума сойти!
– Понимаешь, я в поезде познакомилась с одной женщиной, она как раз издает такие псевдороманы. Я о тебе вспомнила, и она сказала, что можно попробовать… Но перевод… Жалко!
– А мне не жалко, это черт знает что. Может, если б я должна была детей кормить, тогда бы я и за такое взялась, а так чего ради?
– Тогда будем ждать Анюту, она скоро вернется.
Потом Уля достала мешочек конского зуба, мы поджарили семечки с солью и уже ничего не могли делать. Тупо сидели на кухне и лузгали семечки.
– Нет, какая пакость! – время от времени восклицала Уля, но остановиться была не в силах. – Ой, Сашка, в братской Украине твой Глеб тоже гремит – сейчас, сейчас, куда же я этот журнал девала… Ага, вот он. Глянь, до чего хорош, мерзавец!
Она протягивала мне глянцевый журнал, на обложке которого был Глеб.
– Между прочим, там и твоя мордаха есть, – заметила Уля.
– Где?
– Открой на четвертой странице!
В самом деле, там было напечатано несколько снимков, на одном я узнала себя в момент, когда выходила из дома. Фотография показалась мне на редкость удачной. Я была в черном плаще. На втором снимке я узнала ту самую вешалку. На третьем был Глеб и не слишком молодая дама в каком-то навороченном вечернем туалете. Под моей фотографией было написано: «Первая и пока единственная жена Глеба Ордынцева Александра». «Пока единственная»! Про вешалку было сказано: «Ослепительная партнерша Мира Монтерро, она снялась в нескольких эпизодах фильма „Улыбка солнца“, но даже красота и сумасшедшее обаяние партнера не смогли сбить ее с пристрастия к однополой любви». Ничего себе. Значит, красивая вешалка – лесбиянка! Меня этот факт только порадовал. Под третьим снимком надпись гласила: «Благосклонная улыбка продюсера – залог успеха!»
– Налюбовалась?
– Уля, ты даже не представляешь себе, какой камень у меня с души свалился благодаря тебе!
– Опаньки! А в чем дело-то?
Я рассказала о двух конвертах.
– Ну надо же, что за блядство такое! И кому это понадобилось?
Я молча развела руками. У меня было подозрение, что это дело рук Лары-Лауры, но я промолчала. Я теперь вообще старалась не проронить лишнее словечко о Глебе, даже с Улей. Но все-таки мне стало легче. И, придя домой, я первым делом выбросила в помойку те фотографии, что покоились в «Истории КПСС».
Через несколько дней выяснилось, что никакой редактуры для меня пока нет, но со временем, возможно… Я совершенно не знала, куда себя девать. В однокомнатной квартире даже уборкой невозможно все время занять. Глеб почти не бывает дома, разумеется, к его приходу я всегда готовлю ужин, стараясь, чтобы это было что-то легкое, не слишком калорийное… Я выполняю все свои обязанности, но…
И Глеб на первый взгляд такой же, как всегда, но я чувствовала, что между нами почему-то словно выросла стена. Или я все это придумала?
В один отнюдь не прекрасный день мне все стало ясно.
Я ездила к свекрови помочь ей собраться: она уезжала в Карловы Вары – лечить печень. Поездку ей оплатил Глеб, и она была на седьмом небе. Даже на меня не обижалась.
Мы еще посидели, потом простились, и я поехала домой. Открыв дверь ключом, я сразу услыхала голоса на кухне. Глеб и кто-то еще. А, Генка! Похоже, они там решили выпить, я уже хотела крикнуть им, что я пришла, но тут до меня донесся голос Генки:
– А как же Санька?
– Ах, боже мой, если бы я знал! Пойми, я чувствую себя как стреноженный конь…
– Ты хочешь сказать, как стреноженный жеребец, – довольно ядовито произнес Генка.
– Дурацкая шутка! Нет, правда, я совершенно растерян. Думаешь, я не знаю, чем я обязан Сашке? Прекрасно все понимаю и даже больше тебе скажу: я ее по-своему еще люблю, она как часть меня самого, вот это меня и мучает.
Он замолчал. Я стояла замерев. Вот оно – то, чего я боялась. Он любит меня, но «по-своему»! То есть попросту терпит без отвращения, так, что ли?
– И все-таки, Глеб… Баб у тебя было и будет тьма, а Сашка… Сашка – она ведь уникальная Такие на дороге не валяются.
– Да знаю я все, знаю! – раздраженно произнес Глеб. – Но если бы ты ее видел…
– Кого? Сашку?