свалилась в воду и перевернулась.

Из затонувшей машины выбрался только Эдвард. Он пытался спасти девушку, но сколько бы он не нырял, его усилия не увенчались успехом. Тогда он отправился назад, к дому, где проходила вечеринка. На улице у дверей курил Рей Ла Роза.

— Пожалуйста, позови Джо, — попросил сенатор.

Ла Роза ушел в дом и вскоре вернулся с двоюродным братом Кеннеди.

— Лучше позови еще и Пола, — добавил Эдвард. Вскоре появился Пол Маркем. — Случилось ужасное, — сказал Тед, — едем.

Правда, Маркем утверждал, что сенатор сказал иное: «Произошел несчастный случай. Мэри Джо была со мной, и мы свалились с моста. Поехали», но вряд ли при подобных обстоятельствах Кеннеди стал бы так долго объясняться.

Сев в белую машину, стоявшую рядом с домом, все трое отправились к мосту Дайк, где Гарган и Маркем безуспешно пытались вытащить девушку из затонувшей машины. Они неоднократно говорили Кеннеди, что необходимо сообщить обо всем в полицию, но при этом ничего не предпринимали, чтобы выполнить собственный совет. Они не пытались позвать на помощь, хотя в 35 м от моста стоял дом, в котором горел свет, они даже не обратились за помощью к другим мужчинам на вечеринке, например к Ла Розе, который несколько лет работал пожарным и был специалистом по проведению спасательных работ. В конце концов все трое отправились к парому, но когда обнаружили, что он закрыт на ночь, Кеннеди прыгнул в воду и переплыл пролив, разделяющий оба острова.

В течении ночи Эдвард так и не обратился в полицию и только утром, когда два рыболова сообщили в полицию о затонувшей у моста машине, и о погибшей девушке стало известно чуть ли не всем жителям Чаппакуидикка, Эдвард явился в полицию города Эдгартауна.

Полиция сразу же установила, что найденная машина принадлежит сенатору Эдварду Муру Кеннеди. Шеф полиции Доменик Эрена, выехавший к месту катастрофы, велел разыскать Кеннеди, но дежурная в полицейском участке сообщила, что сенатор уже пришел. Эрена велел подать ему трубку.

— Мне очень жаль, у меня для вас печальные новости, — произнес он. — Ваша машина побывала в катастрофе недалеко отсюда, и погибла молодая леди.

— Я знаю, — ответил сенатор.

— Вы не могли бы сказать, был ли еще кто-нибудь в машине?

— Да, — произнес Эдвард.

— Он в воде? — продолжал расспросы Эрена.

— Нет.

— Могу я с вами поговорить? — поинтересовался Эрена, несколько озадаченный этими односложными ответами.

— Да, — так же кратко ответил Кеннеди.

— Где бы вы хотели поговорить со мной?

— Я бы предпочел здание полиции, — сказал Эдвард.

Когда Эрена вернулся с Чаппакуидикка в Эдгартаун, он вновь сообщил Кеннеди, как сожалеет о случившемся. И спросил, не знает ли тот, кто вел машину.

— Да, я знаю, — произнес Кеннеди, — я вел машину.

Сообщение сенатора повергло Эрену в состояние ступора. Он предпочел бы любой другой ответ, но не этот.

— Что вы хотите, чтобы я делал? — спросил на этот раз уже Кеннеди.

— Нам обоим надо действовать по правилам, или нас будут сильно критиковать, — мрачно ответил начальник полиции.

Затем Эрена вернулся на соседний островок, а Кеннеди составил письменное объяснение случившегося. Вот этот документ:

«18 июля 1969 года, примерно в 11.15 вечера, на острове Чаппакуидикк, недалеко от Мартас-Винъярд, штат Массачусетс, я вел свою машину по Мейн-стрит, направляясь к парому, чтобы вернуться в Эдгартаун. Я был незнаком с дорогой и повернул направо на Дайк-роуд, вместо того, чтобы резко свернуть налево по Мейн-стрит. Проехав примерно полмили по Дайк-роуд, я съехал с холма и въехал на узкий мост. Машина свалилась с края моста. Со мной была пассажирка, мисс Мэри Копечне [интересно, но Кеннеди не был уверен, как пишется фамилия погибшей девушки, и потому дал приблизительную фонетическую транскрипцию], бывший секретарь моего брата сен. Роберта Кеннеди. Машина перевернулась, погрузилась в воду и опустилась на дно. Я пытался открыть дверцу и окно машины, но не помню, как я выбрался. Я выплыл на поверхность, а затем несколько раз нырял к машине, чтобы выяснить, не осталась ли пассажирка в машине. Мои попытки мне не удались. Я совершенно измучился и находился в состоянии шока. Я помню, что вернулся пешком туда, где ужинали мои друзья. Перед коттеджем стояла припаркованная машина, и я сел на заднее сиденье. Затем я попросил кого-то отвезти меня назад в Эдгартаун. Помню, я где-то ходил некоторое время, а затем вернулся в мой номер в отеле. Утром, когда я полностью осознал случившееся, я немедленно обратился в полицию.»

Документ этот воистину удивителен, хотя бы потому, что Кеннеди ни словом не упомянул в нем о Гаргане и Маркеме, а также об их попытках спасти Мери. Позднее в телевизионном обращении к избирателям Эдвард все же расскажет о них, но первоначально он предпринял попытку скрыть от властей участие друзей в деле. Гарган и Маркем объясняли это следующем образом. Сам сенатор велел им ничего не рассказывать о случившемся. «Я не хочу, чтобы вы были в центре этого дела, не хочу вас втягивать», — таковы были его слова.

Когда Доменик Эрена говорил о возможной критике, он явно недооценил ту бурю, которая сразу же поднялась в обществе, как только средства массовой информации сообщили о катастрофе. Журналисты чуть ли не штурмовали Хайаннис-Порт. В печати задавались вопросы, на которые никто не мог ответить. Как получилось, что Кеннеди 10 часов не обращался в полицию? Как он мог спутать дорогу? Почему произошла катастрофа? Почему он не обратился за помощью в любой из домов, стоящих вдоль дороги? Почему? Почему? Почему?..

И как всегда случается, когда люди не получают ответа на какой-либо вопрос, репортеры сами принялись отыскивать подходящие объяснения. И, конечно, эти объяснения были просто кошмарны. Кеннеди обвиняли в незаконной связи с Мэри Джо, в пьянстве, лихачестве, трусости и попытке скрыть свою вину.

Все эти события вызвали волнения и в обеих американских партиях. Как утверждал журнал «Ньюсуик» «Теперь его [Кеннеди] неумолимое казалось бы движение к выдвижению на пост президента от демократической партии подошло к неожиданному концу — и, вполне возможно, к лучшему». Демократы могли с этим согласиться (пусть и не с тем, что это к лучшему). «У нас больше нет кандидата в президенты в 1972 году!» — говорили одни. «Это финансовая катастрофа, — вторили другие. — Тед был единственным оратором, ради которого люди могли купить двадцатипятидолларовые билеты на обед на две тысячи персон». Республиканцы могли ликовать, во всяком случае ликовал президент Никсон. Что же касается остальных, то здесь мнения были различными. «Тяжело видеть, что Тедди трус», — заявил один из сенаторов-республиканцев.

Не лучше обстояло дело и с людьми Джона и Роберта Кеннеди. В Хайаннис-Порте собрались Макнамара, Гудвин, Соренсен и многие другие сотрудники погибших братьев. Они были полны осуждения за тот урон, который «Тедди нанес наследию Кеннеди», они требовали сказать им всю правду. И тут особенно усердствовал Роберт Макнамара. Подумать только, человек, который был ответственен за грандиозную ложь о вьетнамской войне, ложь, приведшую к гибели десятков тысяч людей, этот человек теперь разъяренно требовал от Эдварда объяснений. Правдолюбец…

Сам Кеннеди был потрясен. Люди сомневались, был ли он в шоке сразу после катастрофы, но вряд ли кто-нибудь мог усомниться в этом в те дни. Он был ошеломлен, сбит с толку, дезориентирован — эти слова повторялись самыми разными людьми. Роуз Кеннеди писала, что его с трудом можно было узнать.

И все же, несмотря на шок, Эдвард счел необходимым принять участие в похоронах Мэри Копечне. Затем он попросил скорее назначить суд. И здесь он вновь совершил нечто странное — признал свою вину в том, что покинул место происшествие, не поставив в известность полицию. Скажете, что же в этом странного? Ведь именно это он и сделал? К тому же, признав свою вину, Кеннеди постарался избегнуть