— и к двери, пока еще больше не запутала и без того исковерканную жизнь…
На плечо легла чья-то рука. Поздно бежать.
— Рэйчел?
Я замерла. Это не папин голос…
— Дядя Купер? — прошептала я, оборачиваясь.
— Привет, милая.
Два слова — и из меня словно стержень вынули. Я вцепилась в него, припала, прижала к себе. Сколько же лет прошло? По-моему, я была еще девчонкой, когда мы виделись в последний раз. Совсем старик, морщинистый, седой. Но спина прямая, и, судя по всему, с головой у него полный порядок.
— Что ты здесь делаешь, дядя Купер? — Я отстранилась, вглядываясь в знакомое лицо. — Я думала, ты в Нью-Йорке живешь?
Он качнул головой.
— Когда ушел из фирмы, обнаружил, что город мне больше не подходит. А потом у твоего отца случился удар, и показалось вполне разумным, что два брата-холостяка будут доживать век под одной крышей.
Я разглядывала дядю. Никаких признаков, что ему необходим дом престарелых. На восемь лет старше отца, а выглядит для своего возраста замечательно.
— Почему здесь?
— Отсюда рукой подать до лучшего в здешних краях ракового центра.
— Рак?
— Лейкемия. Мне осталось полгода, так врачи говорят.
— О господи, дядя Купер…
— Милая, они мне уже пятый год это говорят. — Он подмигнул.
— Почему ты мне не позвонил? Не сказал, что уехал из Нью-Йорка… что у тебя рак…
Ну да, стену, разделившую нас, я возвела своими собственными руками. И все же…
— Когда я сюда вернулся, твой отец мне сразу сказал, что ты хочешь жить своим умом. Если, говорит, мы ее любим, то должны уважать ее желания. Должны отпустить ее. Логика, я бы сказал, странная. И, поверь мне, он чуть не помер, следуя им самим установленным законам. Но он всегда верил: придет день, и ты объявишься. — Дядя улыбнулся. — И вот ты здесь.
То же самое сказал тогда Макс: «Ты здесь». Жизнь, как река, прибила меня к тому берегу, где когда- то все началось. Где было мое место.
Я терла лоб, пытаясь переварить услышанное.
— Ты прости, у меня сейчас такое чувство, будто меня пыльным мешком огрели…
— У меня тоже. — Купер усмехнулся и тут заметил Лили.
— Ох, дядя Купер! — Я всплеснула руками. — О чем я только думаю? Это моя дочь Лили.
Неуверенно улыбаясь, Лили выглянула из-за моей спины.
— Я не знала, что у меня есть дядя.
— Двоюродный дедушка, — поправил Купер. — Очень приятно познакомиться, мисс Лили.
— И мне приятно познакомиться. — Лили протянула Куперу руку, а тот, вместо того чтобы пожать ее, поднес к губам. Лили зарделась от удовольствия.
Я смотрела на них словно во сне. Столько перемен, столько новостей… Устроиться бы с дядей Купером на одном из плюшевых диванов и говорить, говорить… В детстве я нечасто его видела, но легендарный дядюшка из большого города всегда был источником радости. Как он умел слушать! И его советы были всегда в точку. Они мне и сейчас пригодились бы. Но больше всего я сейчас хочу увидеть папу. Немедленно.
— Он здесь. — Купер будто прочитал мои мысли. — Давно ждет тебя.
— Что?
Купер покачал головой:
— Сама увидишь. Трудно объяснить. Но вот это, думаю, должно помочь.
И дядя с некоторой торжественностью вручил мне толстый конверт. Я только сейчас заметила, что у него в руках что-то есть. На конверте стояло мое имя и адрес эвертонского дома Сайруса, но что там внутри, было непонятно. Другой конверт? Похоже, нынче вечер сюрпризов.
— Письма, — объяснил Купер, и открывать конверт не понадобилось. — Десятки писем. Твой отец начал их писать вскоре после удара и писал много лет. Первые он еще мог писать сам, когда же дела пошли хуже, он диктовал, а я записывал. У него для тебя есть записная книжка, а это письма, которые за него писал я. Каждое я положил в отдельный конверт и дату поставил, чтобы легче соблюдать хронологию. Но там многое повторяется. В последнее время у него такая каша в голове.
— Папа писал мне письма? — Я прижала конверт к груди. — Почему же ты их не отправил?
— Не знал, станешь ли ты их читать. Хотел подождать до тех пор, когда ты будешь готова. Ты готова, Рэйчел?
Секунда на размышления — и я кивнула.
— Он болен, Рэйчел. Это началось почти сразу после удара. Он многое забыл…
— Я готова, — перебила я.
Вникать в медицинские подробности? Выслушивать длинный перечень болезней, одолевших отца, которого я помнила сильным и здоровым? Нет, не хочу. В последний раз, когда мы с ним виделись, мы и парой слов не перемолвились, но он был здоров. А теперь меня хотят убедить, что он полная развалина? Сейчас главное другое…
— Я хочу видеть папу!
— Да, милая. Он тоже хочет тебя видеть.
Глава 18
Стучат. Митч вздрагивает, предчувствие сжимает сердце. Он ждет чего-то. Или кого-то? Кого? Голова не помнит — сердце помнит. Стоя у окна, он смотрит на дверь, приглаживает редкие, невесомые волосы. Но в комнату заглядывает незнакомка. Митч разочарованно вздыхает.
Красивая, ничего не скажешь. Волосы цвета темного золота, и глаза мерцают, как неспокойное море. Даже отсюда видно. Но что-то ее тяготит, какая-то непосильная ноша гнет плечи. А выражение лица? Не поймешь, то ли сомнение, то ли страх. Надежда? Знакомые Митчу сиделки выглядят иначе. И они всегда в форме. А эта в элегантном пальто, дорогое, наверное. Разве сиделки разгуливают в дорогих пальто?
— Можно? — спрашивает незнакомка. Едва слышно.
Митч досадливо морщится:
— Я кое-кого жду.
Она вздергивает подбородок и с мягким щелчком закрывает за собой дверь.
— Правда?
Митч кивает и отворачивается к окну, за которым медленно опускается снег. В сумерках оконное стекло что зеркало, в котором Митч видит призрачное отражение женщины. Та теребит пуговицы на пальто. Чем-то она расстроена. Но он-то чем может помочь? И потом, у него своих дел полно.
— Я просто хотела поздороваться, — бормочет она.
Длинные локоны упали на лицо. Подойти и заправить их ей за уши. Прямо руки чешутся. Похоже на давний рефлекс, такой счастливо-горький, такой дорогой… Но разумеется, он никогда не посмеет коснуться незнакомого человека.
И вдруг как удар: да ведь он знает эту красотку! Только вот откуда? Давнишняя приятельница? Или уволившаяся сиделка? А может, племянница? Хотя нет. Брат в Нью-Йорке живет. Ни жены у него, ни детей.
А гостья топчется себе и топчется у двери, взгляд в пол уткнула. Назойливая какая. Подавив вздох
