имени, то оно живо обтреплется».

— Первый раз слышу.

— Уильям Арнот. Проповедником был. Светлая голова.

— Хорошо сказано, Макс. Но, по-моему, это мина под нашу с вами работу. Мы же как раз «одеяния» и шьем.

— Золотая середина нужна, дружок. Вот что ты должна усвоить. Сколько бы мы ни убеждали себя в обратном, наш внешний облик приоткрывает и нашу внутреннюю сущность. Чтобы считаться хорошим человеком, совсем не обязательно расхаживать в костюме-тройке, но лично для меня важно, чтобы все — даже моя одежда — свидетельствовало, что я честный человек.

— Поэтому вы и шьете костюмы?

Макс расхохотался:

— Я шью костюмы, потому что мой отец их шил. А до него — мой дед. Что, по-твоему, означает «Уивер» по-голландски? Это все, что я умею делать. И раз уж я шью костюмы, они должны быть отменного качества. Самого высокого качества.

— Потому что вы честный человек.

— Надеюсь, что так, — с улыбкой пробормотал Макс. — Во всяком случае, я стараюсь.

Они, Макс и Елена, оба старались. Я их обожала. Мы никогда не говорили об этом, но, по сути, я стала для них дочерью. Ведь своих детей у них не было. Может, их ребенок покоился в датской земле, а может, они просто не могли иметь детей. Не знаю. Но меня они любили, в этом я нисколько не сомневалась и только радовалась, что у меня объявилась новая семья, которая принимала меня такой, какая я есть, — со всеми слабостями и недостатками. Тем более что в моей родной семье такого и в заводе никогда не было. Да и семьи-то, в сущности, тоже не было. Я жила почти сиротой: Бев умерла, а папа делал вид, будто и я тоже. Во всяком случае, мне так казалось.

— Мы больше не «швейная мастерская», — заявил Макс в тот день, когда мы с Еленой дошили десятое свадебное платье.

Он обвел взглядом помещение, некогда сугубо мужское: лоскуты тонких, прелестных тканей внезапными всплесками света цвели в каждом углу. Поплин, лен и костюмные ткани в полоску соседствовали с прозрачными материями, которые струились ручьями талого снега, собираясь в мерцающие озерца.

— Да перестань, — возразила Елена. — Как были швейной мастерской, так ею и останемся. — Она потянулась к мужу и примирительно чмокнула в морщинистую щеку.

— Но мы уже не «пошив мужской одежды». Мы… — Макс, сведя брови, задумался, подбирая нужное название для того, во что превратилась любезная его сердцу мастерская. — Мы теперь еще и дамское ателье!

Елена покачала головой:

— Не просто дамское ателье, а ателье свадебных нарядов.

— Ателье для новобрачных! — предложила я.

Макс делано наморщил нос, вскинул руки:

— Женщины! Сдаюсь, сдаюсь! — И, качая головой, вышел из гаража, но я успела заметить, как он прячет улыбку.

— Ничего, — подмигнула мне Елена. — От уязвленной гордости еще никто не умирал. А нам, думаю, пора дать подходящее имя этому заведению по пошиву мужских костюмов и свадебных платьев. Чтоб люди знали.

— «Эдем»! — не задумываясь, выпалила я.

— «Эдем»?

— Ну, понимаете, — забормотала я, — это же самое лучшее место. Счастливое и неведомое. И у всех чудесное будущее впереди… — Я смущенно умолкла.

Елена медленно кивнула, я буквально видела, как отражаются в темно-карих глазах ее мысли.

— «Ателье Эдем. Индивидуальный пошив»! Чтоб было местечко для одного-двух платьиц посреди моря костюмов. По-моему, подействует.

Конечно, должно было подействовать. Всем время от времени нужно напоминать о месте, где у каждого есть надежда. Всем нужен кусочек рая.

Особенно тем, чья жизнь очень от этого далека.

Слава модного заведения настигла «Ателье Эдем», когда эвертонская молодежь, окончив школу, покинула родной городок и разлетелась по всей стране. Уроженцы Эвертона, осевшие в Лос-Анджелесе, в Чикаго, в Нью-Йорке и еще дальше, рано или поздно встречали того единственного или единственную и вспоминали про двух стариков в полузабытом городишке, которые шили первоклассные костюмы и свадебные платья. Стали поступать заказы на дорогие туалеты из шелкового атласа и итальянского шелка. Заказы сопровождались строгим предписанием: «Платье должно быть безукоризненным!» Что означало: «С деньгами туго».

Макс купил старую фотостудию и переоборудовал ее в чудесное ателье с примерочной, трельяжем о пяти створках и полуметровой подставкой к нему — очень удобно снимать мерки со знатных горожан. Но больше всего трельяж и подставка пришлись по душе невестам — они обожали охорашиваться перед зеркалами, разглядывая себя со всех сторон. В ателье не было окон, и тусклое освещение скрадывало многие недостатки. Когда Макс покупал это помещение, отсутствие окон представлялось серьезным минусом, но минус неожиданно обернулся плюсом: невест приводила в восторг мысль, что их бесподобный наряд останется тайной вплоть до той минуты, когда они торжественно двинутся к алтарю.

Но не одни только будущие невесты радовались тому, что «Ателье Эдем» обосновалось в полутемном, невзрачном строении в укромном уголке Эвертона. Взявшись за ручку задней двери и украдкой глянув через плечо (не смотрит ли кто?), я мысленно возблагодарила Макса за то, что в свое время он отказался от нарядного, приметного здания с окнами на исторический центр города. Сделай он тогда выбор в пользу удобного расположения и стильности, я бы ни за что не ответила согласием на его тихий крик о помощи.

Убедившись, что темный переулок позади ателье пуст, я быстро приоткрыла стальную дверь и проскользнула внутрь. За те двенадцать лет, что я уже не работала у Макса и Елены, задняя комната почти не изменилась — по-прежнему завалена коробками с диковинными адресами со всего света, а металлические перекладины вдоль двух стен тесного помещения увешаны десятками плечиков с тканями всех цветов и оттенков. Я вздохнула — так вдруг захотелось потрогать ближайший отрез органзы. Но не стоит рисковать — еще запачкаю. Я погладила прелестную ткань тыльной стороной ладони. Чудо! Словно к воде прикасаешься.

— Славная материя, правда?

Макс стоял у двери в мастерскую, почти касаясь притолоки белоснежной шевелюрой. Несмотря на немалый рост, он как-то съежился, стал ниже с последней нашей встречи.

— Не знаю, что мне с ними делать, с этими тканями. Ее-то больше нет… — Он почти виновато оборвал себя.

А я еще надеялась, что смогу держать себя в руках! Как бы не так, увидела его и — сломалась, громко всхлипнула и не смогла сдержать слезы.

— Ох, Рэйчел, — Макс протянул ко мне руки.

— Мне так жаль, — уткнувшись ему в плечо, пробормотала я.

— Чего тебе жалко?

— Что раньше не пришла. Я хотела прийти на похороны Елены… — Я задохнулась. Какой ужас! Елену похоронили, а я даже не простилась с ней. Мне нужно было оправдаться скорее перед самой собой, чем перед Максом. — У Сайруса была работа и…

— Ничего, все нормально, — сказал Макс.

Нет, не нормально. Совсем не нормально!

— Мне следовало быть там.

— Ты здесь. И это главное.

«Ты здесь». Его слова гулко прогрохотали в пустоте, которую высекла у меня в душе смерть Елены. Но