больше всего. — Он вздохнул. — Мы с ней здорово помогли друг другу когда-то. Ты ведь знаешь, как мы лепили наши карьеры?
Бесс улыбнулась.
— У меня просто нет слов. Такой тандем! — Она покачала головой. — Это все равно что пилот- гонщик…
— О, так я и знал, ты думаешь только о гонках. Впрочем, разве можно ожидать иного, если сразу после твоего дня рождения хозяин команды твоего отца подарил ему детскую прогулочную коляску в виде болида. Знаешь, что больше всего умиляло окружающих? — Губы Юджина разъехались, щеки округлились от искренней улыбки. — Все столбенели от антикрыла, оно было установлено как раз за козырьком от дождя.
Бесс кивнула: оригинальная конструкция упомянутой собеседником детской коляски была ей хорошо известна, и не только по фотографиям в семейном альбоме — коляска до сих пор хранилась в гараже.
— Так вот, у тебя, Бесс, есть только один способ осуществить свою мечту — соединиться со мной. Нет-нет, не с моим телом, о нет! — Он затряс головой. — С моими деньгами.
Бесс непонимающе смотрела на Юджина Макфайра. Да о чем он говорит, черт побери?!
Она начинала заводиться, это было заметно по румянцу, который заалел на высоких скулах, по глазам, из которых вот-вот посыплются искры. Юджин хорошо помнил такие глаза и знал, что может произойти дальше. Однажды Марта запустила в него тяжелым пресс-папье, которое попалось ей под руку, и сейчас Юджин невольно поднес руку ко лбу, к тому месту, откуда тогда потекла кровь. А потом Марта обрабатывала и заклеивала ему рану — он должен был ехать на концерт.
— Не смотри на меня так, Бесс. Да, я болен, но с головой у меня все в порядке. Я мыслю совершенно ясно и, как всякий человек, оказавшийся одной ногой за порогом бытия, мыслю слишком трезво и слишком быстро по сравнению с теми, кто собирается жить многие, многие годы. — Юджин перевел дух и положил руку на грудь, словно успокаивая сердце. — Как только ты останешься вдовой, а это, уж поверь мне, произойдет очень скоро, ты получишь в наследство все, что я нажил. Этого тебе хватит не только на болид для тренировок, ты можешь купить хоть целую «конюшню». С мужчинами, между прочим. — Юджин усмехнулся. — Что может быть лучше для молодых здоровых мужчин, чем быть купленными молоденькой красавицей, обладательницей миллионов?
Бесс вскинула голову и посмотрела на Юджина в упор.
— Но… я должна что-то сделать за это? Что?
— Немногое. Я не стану утомлять тебя ничем. Условия сделки очень простые. Ты выходишь за меня замуж, наш брак, естественно, фиктивный, просто два совершенно свободных, насколько я понимаю, человека… Я-то точно свободный мужчина, а ты? Тебе кто-нибудь предлагает руку и сердце?
Бесс усмехнулась.
— Предлагать-то, может, и предлагает, но взамен хочет получить мои руку и сердце, а я пока предпочитаю то и другое не отнимать от того, чему они уже отданы…
— Понимаю. Ты обручилась с болидом.
— Да. С рождения.
— Вот это я и имел в виду. Кстати, времени у тебя остается в обрез. Это я тоже знаю.
Бесс вздохнула и провела рукой по волосам. От прикосновения раздался слабый треск электрических разрядов.
— Подумать только, волосы твоей матери трещали точно так же! — умилился Юджин. — И не захочешь, а поверишь в переселение душ. Теперь, Бесс, слушай меня внимательно и постарайся понять. Я не благодетель и не посланник Неба, я просто страшный эгоист. Я хочу, чтобы мы с тобой помогли друг другу. Да, и у меня есть в этой сделке собственная корыстная цель. Бесс, ты слышала, что такое эвтаназия?
— Да… — неуверенно промямлила она, — что-то такое… Недавно у нас в Штатах был какой-то судебный процесс…
— Эвтаназия — в дословном переводе с греческого «хорошая смерть». Иными словами, неизлечимо больному человеку обеспечивают безболезненный уход из жизни, облегчая тем самым его страдания. Я понимаю, не мы должны распоряжаться тем, сколько нам пробыть на земле, а Небеса. Но есть неизлечимые болезни, которые превращают человека в растение. Я не хочу стать растением, я хочу достойно уйти в мир иной. До сих пор нет такого места на земле, где подобная акция разрешена законом. Но в этом мире много чего не разрешено… Вот и тебе нельзя законно распорядиться своей страстью — ты родилась женщиной и не можешь стать гонщиком. Но ты хочешь. И, если мы с тобой заключим сделку и выполним условия друг друга, мы оба обретем счастье.
— Но… как? Что я должна…
— Ничего особенного. Через несколько месяцев в Голландии примут, я просто уверен в этом, новый закон, который официально разрешит эвтаназию. Как только ты увидишь, что я уже плох, ты отвезешь меня в Голландию.
— Но зачем вам вовлекать меня в это? Вы могли бы договориться с доктором. Зачем вам отдавать мне свои деньги?
Юджин снисходительно улыбнулся.
— Я хочу купить себе на все деньги безболезненную смерть. Вот чего я хочу, Бесс. Больше никаких желаний у меня нет, они все исполнились. Уже. Раньше, гораздо раньше. Поскольку ты будешь заинтересована получить деньги, ты не станешь мучить меня жизнью, совершенно бессмысленным пребыванием на земле моего тела, как поступают с другими, с тысячами людей, жалея их. Да, жалея… но не понимая, как сильно мучают они душу несчастных, жаждущих избавиться от страданий, от нестерпимой боли, от презрения к самому себе, к своему положению.
Несколько утомленный собственным красноречием, он умолк, потом, отдохнув, нажал кнопку на панели, и коляска переместилась. Юджин Макфайр оказался лицом к свету. Бесс вздрогнула — какое белое лицо, на нем совершенно нет морщин. Лицо-маска. Такое лицо бывает у человека, который уже давно наедине с собой, и им владеет какая-то одна мысль, неотступная, изматывающая.
— Моя болезнь неизлечима, Бесс, — продолжил Юджин. — Господь одарил меня талантом необыкновенным, дал мне познать великое счастье — успех, славу, деньги, но для равновесия в природе ниспослал мне эту болезнь.
— Но вы могли бы договориться с доктором… — упорствовала Бесс, словно заразившись «мономыслью» собеседника.
— О нет. Мне нужен для этого человек надежный, свой. Я верил твоей матери и верю тебе. Бесс, я предлагаю хорошую сделку. — Юджин оживился, на щеках появился слабый румянец. Он повернулся к окну и указал за стекло. — Ты только посмотри на этот сад, он тоже станет твоим.
По тому, как сверкнули его глаза, Бесс стало ясно, что сад — любимое место Юджина Макфайра.
— Поместье огромное, ты сможешь устраивать в нем гонки, так поступил владелец «Гудвуда». Это тут неподалеку, лорд Марш нашел спонсоров в начале девяностых, расширил аллеи вокруг замка и устроил трассу. Знаешь, сколько лучших гонщиков со всего света съезжается к нему! А зрителей! До ста тысяч собираются посмотреть на заезды. У тебя хватит денег на нечто подобное, я напел целый мешок фунтов стерлингов. Понимаешь? — Он усмехнулся. — Они все твои.
Бесс не могла разобраться в чувствах, которые поднимались в ее душе. С одной стороны, она понимала, Юджин Макфайр говорит искренне, он просто захвачен своей идеей. Наверняка он перебрал множество вариантов, чтобы остановиться в конце концов на таком странном. Но с другой стороны, получается, что, согласившись, она становится сообщницей преступника. Как ни крути, а эвтаназия — преступление перед Богом и, пока она не разрешена официально, перед законом.
— К-как вы меня нашли? Почему вы выбрали меня, мистер Макфайр?
— Юджин, детка. Не надо церемоний. Скажу тебе правду. Я перебрал тысячи вариантов. Я собирался открыть фонд помощи молодым певцам, потом — престарелым певцам, потом мне стало противно, когда я подумал, сколько на самом деле достанется певцам и сколько — прихлебателям. Коррупция, детка, она там, где большие деньги проходят через руки тех, у кого их меньше. — Он похлопал ладонью по ручке кресла. — Оказывается, собираясь уйти из этого мира, начинаешь думать о том, что станется с нажитым тобой. Никогда бы не поверил, если бы мне про это сказали раньше. Я думал, я другой, совсем другой. Но природа