— Ты куда? — спросил Глеб.
— Как куда? С яхтой покончено, я наконец могу позагорать. Буду загорать, смотреть на море, читать книгу. Как оно, это место, называется? За ангаром? Посадочная полоса?
Переглянувшись с Седовым, Глеб сказал:
— Посадочная полоса. Только не советую загорать на посадочной полосе.
— Это еще почему?
— Ну… как бы тебе объяснить. Боюсь, крейсер может сбиться с курса.
— Перестань… Пусть сбивается, мне даже лучше. — Хотела пройти, но Глеб остановил ее:
— Алла, я серьезно. Вон Юра может подтвердить. Посмотрела на Седова:
— Что Юра может подтвердить?
— Юра, скажи — в мичманской кают-компании об Алле говорят?
После некоторого колебания Седов вынужден был подтвердить:
— Говорят.
— Интересно, — Алла посмотрела на него. — И что же обо мне говорят?
— Алла, извини. Давай замнем для ясности.
— Нет, все же?
— Ну… Говорят вещи, которые я не хотел бы повторять.
— Сволочи… Что, серьезно?
— Серьезно.
Глеб снова обнял ее за плечи:
— Алла, ты только не обижайся… На крейсере полно молодых здоровых мужиков. Они не виноваты, что служат на флоте.
— Я тоже не виновата.
— Подожди. Ну вот представь: ты сейчас выходишь на посадочную полосу, ставишь шезлонг, садишься в него. Как есть, в бикини. В белом, которое уже за пятьдесят метров теряет видимость, Откидываешься, начинаешь читать книгу и смотреть на море. Что начинают делать люди на крейсере?
— Пусть делают что угодно, чихать я хотела. Пусти, я иду загорать.
— Аллочка, еще раз не советую. Потому что, как только ты устроишься в шезлонге на посадочной полосе, эти люди все, как один, возьмут бинокли. Причем не просто бинокли, а электронные бинокли, с максимальной разрешающей способностью. И направят эти бинокли на тебя. Все, как один. Потому что им обязательно нужно будет понять, есть ли на тебе бикини или нет.
Топнула ногой:
— Глеб, перестань!
— Больше того, пока они будут смотреть в бинокли, проснутся подвахтенные и, видя, что вахтенные смотрят куда-то в одну точку крейсера в бинокли, пойдут за своими биноклями. Им ведь тоже интересно посмотреть, что вызывает у народа такое внимание. Короче, через какое-то время весь крейсер будет занят делом. Потому что, убедившись, что бикини на тебе все-таки есть, люди начнут обсуждать детали. Естественно, рано или поздно крейсер сойдет с курса.
— Глеб! — Оттолкнула его. — Прекрати! Что, мне теперь нельзя загорать?
— Можно, но не на посадочной полосе.
— А где?
— Есть место на верхнем мостике, недалеко от каюты Петракова. Кстати, там любит загорать Лена. Но покажу я тебе это место только при одном условии: ты наденешь халат. По посадочной полосе ходить в бикини тоже опасно.
— Будь он проклят, этот крейсер. Ладно, подожди, схожу за халатом.
Вернувшись в халате, Алла ушла с Глебом. Седов же, взяв второй шезлонг, расставил его в воротах ангара. Раздевшись до плавок, лег загорать. Того, что кто-то из команды будет смотреть на него в бинокль, он не боялся. Сейчас, лежа в шезлонге и расслабившись, он мог спокойно обдумать все, что должен будет сделать в Джибути.
Сидя за рулем открытого желтого «Феррари», Рустамбек выжимал из мощного мотора все, что мог. Он знал, здесь, на частном приморском шоссе одного из лучших пригородов
Александрии, Розетты, в это время дня он не встретит ни одной машины. На этот раз он был одет щегольски: белый костюм, бледно-голубая рубашка и однотонный синий галстук.
Наконец, у указателя «Розовый берег — 3 км. Частное владение» повернул направо. Остановившись у ворот, за чугунными узорами которых виднелись охранники с собаками, дал сигнал.
По обе стороны ворот протянулась высокая белая каменная стена, поверх которой вилась спиралью колючая проволока. На стене через каждые десять метров были установлены телекамеры.
Рустамбек видел, что один из охранников говорит по телефону, наверняка сообщая хозяину имения о его прибытии. Наконец, кончив говорить, охранник нажал кнопку. Створки ворот медленно раздвинулись. Рустамбек дал газ и въехал на выложенную полированными гранитными плитами площадку. Спросил у охранников:
