А назвали армией целой. Вернее, Гвардией, Красной Гвардией!

А против них идут войска большой республики Советов, которой Москва командует. И начали воевать. Вот тут тебе Красная Гвардия, а тут вот — Красная Армия. И каждая свою республику защищает. И там половина бывших фронтовиков, и тут то же самое.

Постреляли друг в друга, еще раз постреляли, а потом думают: чего это мы делаем? Мало нам было войны с немцами, так еще и дома у себя своих же колошматить?

И давай сдаваться друг другу. Первой сдалась Красная Гвардия, маленькая все же была. Красной Армии сдаваться уже было некому. Вот она и не сдалась, а наоборот, еще больше усилилась, потому что командиры решили создать из пленных новый полк своей армии и направить его в бывшую таёжно- рудничную республику с тем, чтобы там уже никогда никаких республик не возникало.

Разъехались по своим поселкам, Ваньше Черемныху было приказано оставаться командиром отряда Красной Армии у себя на шахте и быть готовым к боевым действиям по первому вызову. А позвать могут скоро — в Сибирь занесло тьму пленных чехов, в плену им не понравилось, стали белыми чехами и как бы свободными. И с ними надо драться, так как Красная Армия воюет с любыми белыми — чехи там они или шведы.

В квартире снова зазвонило, мать кинулась к телефону, но оказалось — в дверь. Конечно, открывать пришлось мне, потому что за столом в большой комнате я не сидел, а помогал таскать всякое с кухни в гостиную и обратно или стоял у притолоки и слушал.

Открыл дверь, там — военный с рюкзаком у ноги, прапорщик, что ли, спросил нашу фамилию и, еще когда я кивал в ответ, уверенно ввалился в коридор, сунул рюкзак в угол, повесил фуражку и прямо к матери — она как раз вышла из комнаты, — сказал ей что-то, и она повела его в комнату. Я подскочил и услышал:

— Вот, приехал, из Колиной части… Василий Петрович, вы сказали, да?

— Так точно. По специальному заданию. Очень срочно и важно.

— Николая нету дома, — сказала мать в наступившей тишине, — уехал недавно и адреса не оставил… Обещал сообщить попозже.

— Не надо, мамаша… то есть извиняйте, Светлана Викторовна, да? Не надо лапшу мне на уши вешать, извиняйте опять же. Всё же знаете. И я знаю. На Мамином Камне он. Был я у него сегодня, с самого утречка.

— И что же? — очень холодно, пожалуй, враждебно спросила мать.

— А ничего пока. Близко не подпустил, так что поговорить не удалось.

— И откуда же вы узнали, где он? — спокойнее спросила мать.

— Откуда… Конспираторы вы никуда не годные, дорогие родственнички разгильдяя. Я же кадровый. Мало ли где служил…

Алексей Иваныч, безуспешно пытаясь выглядеть грозно-внушительным, поднялся за столом:

— Вы что же, приехали арестовывать его?

— Да нет…. А может, и да…

Алексей Иваныч плюхнулся на стул, и теперь уж вовсе такая застыла тишина… И вдруг мать засуетилась:

— Садитесь, Василий Петрович. У нас гости сегодня, так, по случаю. И вы будете гостем, хоть и нечаянным.

— Ну, уж гость не гость, а пришел вот.

Этот Василий Петрович с откровенным удовольствием сел за стол, не замедлил выцедить пододвинутую ему солидную рюмку водки, зажевал и продолжил:

— Незваный гость хуже татарина, а когда татары обиделись, незваный гость стал лучше татарина. — И он захохотал.

Сразу стало ясно — коль уж человек приехал не арестовывать, да еще и хохочет, значит, не так страшен черт.

— Это вы штрафную опрокинули, Василий Петрович, — заботливо разъяснил прапорщику дядя Женя, — а сейчас давайте все вместе выпьем за здоровье присутствующих. Устали, наверное, с дороги?

— От Кольки вашего я устал. Ладно, за здоровье!

Подсунули ему горячих котлет с картошкой, недолго подождали, пока он подчистит тарелку, и — ласковый голос дяди Жени:

— А что случилось-то? Серьезное дело?

Разудоволенный было прапорщик враз помрачнел, даже как бы и набычился, но заговорил дружелюбно, я бы сказал — приязненно:

— Парень-то он толковый, Колька ваш, в электронике волокет, в станции с ходу разобрался… Но — слишком толковый. Умный — прямо некуда. Тут, понимаешь, учения, а у меня лучшего специалиста нет.

— А как же раньше-то обходились? До Колькиного прихода?

— Был и раньше спец, так ведь ушел по дембелю. Вот я и обрадовался Кольке, всё ему поручил, понадеялся, а он…

— Что же теперь делать? — спросила мать.

— Сына вашего доставать. Потому что меня командир достал! Показатели на учениях похерили. Раз! Мой подчиненный удрал. Два! А не привезу я Кольку — это уже будет три!

«А ты сперва возьми его!» — чуть было не брякнул я.

А прапорщик, всё больше жалея себя, продолжал:

— Да еще и старые грешки могут припомнить, так это уже почти под суд. Командир так и пообещал — под суд.

— Да, могут, — сочувственно подтвердил Толстун. — Армия!

— Вот! Ладно, от суда откручусь, а вдруг уволят без пенсии. Вон обещают же армию сократить. А мне осталось восемь лет до выслуги. Это что ж, я нищим и бомжом уйду? В наше-то время! А семья? У меня же двое детей. И, на тебе, — ни квартиры, ни пенсии, ни зарплаты. И работу хрен найдешь, извините, хозяйка. Обидно же! И так получку задерживают. Просто смертельно обидно!

— Всё верно, — понимающе заговорил дядя Женя. — Видимо, вам нужна доверительная беседа с Николаем?

— Вот именно — доверительная, — обрадовался прапорщик, — я же ему станцию доверил, а он, гляди-ка, что отдубасил.

— Вообще-то, отдубасили его, — возразил Димыч. — А командир ваш официально изобразил это как несчастный случай.

— Так опять я виноват, что ли? Как тот стрелочник? Давай вали всё на прапорщиков, они, бедные, всё стерпят.

«Сейчас зарыдает», — с нечаянной вредностью подумал я. Но обошлось.

Он поднялся из-за стола:

— Пойду, покурю я.

— Можно и здесь, — захлопотала мать, — сейчас пепельницу принесу, курите, пожалуйста, потом проветрим.

«Да ему просто выйти охота, одному побыть», — гениально разгадал я и предложил:

— На балкон можно, я провожу вас.

Сева Ларионыч тоже поднялся, вынимая сигареты, и я отошел в сторону — пусть вдвоем потолкуют, Ларионычу виднее.

За столом уже шел приглушенный разговор.

— …Если свести их, так заберет Кольку с собой, у него, может, и ордер на арест с собой, арестует и увезет.

Это мать.

Дядя Женя успокоительно:

— Не имеет права. Таких не уполномочивают. От военной прокуратуры должен быть человек.