Склонился к ее лицу и ласково потерся своим носом о нос девушки. Так некогда целовались древние египтяне.

Потом он согнулся в поясном поклоне перед Анубисом, а когда выпрямился, произошла странная вещь. Вместо одного Ральфа парней стало двое. Один безвольной куклой упал наземь, а второй, как бы сотканный из лунного света, прижимая к груди свою печальную ношу, шагнул в Темноту.

Мгновение, и его не стало. Словно и не было вовсе.

Миша и Бумба подскочили к Элизабет и помогли ей подняться. Девушка, словно окаменев, не сводила глаз с того места, где исчез призрачный молодой человек.

– Ничего не понимаю! – вдруг в сердцах топнула она ногой. – Ты можешь объяснить, что произошло? – обратилась она к собакоголовому.

Тот кивнул.

– Эта история началась давно. Еще во времена строительства великих пирамид. Фараон Шепсескаф безумно любил свою жену Реджедет. Та, как казалось им обоим, тоже отвечала ему взаимностью. Но потом случилась беда, и царица предала своего супруга. После смерти Реджедет-Хенткавес ее душа Ка не нашла покоя в Аментете – Царстве мертвых. И бродила в потемках, снедаемая виной, пока свет не открылся ей. Как и мне. Но и душа Шепсескафа, ужаленная змеей предательства, также не могла упокоиться с миром на полях Иару. Она искала Реджедет, чтобы отомстить вероломной обманщице. Так и случилось, что Ка Хенткавес вошла в земную оболочку Моны, вытеснив и уничтожив собственную душу девушки, а Ка Шепсескафа, обнаружив предательницу, вошла в тело того, кто оказался поблизости с Моной-Хенткавес. К несчастью для этого бедного мальчика, – он кивнул на тело Ральфа. – Хвала богам, что душа фараона сумела «мирно» ужиться с душой парня, а не стерла ее полностью и бесповоротно. Ральф порой и сам не осознавал, что делает.

– Его можно исцелить? – поинтересовался Миша.

– Несомненно, но на это уйдет много времени.

– А отчего Шепсескаф сразу не угрохал изменницу? – брякнул Бумба.

– Говорю же, что он очень любил свою ветреную супругу. Хотел сначала присмотреться, что у нее на уме. И когда увидел, что она полностью осознала свою вину и, буквально раздавленная ею, пытается хоть как-то исправить содеянное, решил помочь ей в поисках Бен-Бена. Хенткавес же так и не догадалась, что беспринципно используемый ею мальчишка-студент – это еще и муж ее, Шепсескаф. Она несколько раз приказывала Ральфу убить тебя, Бетси. Но ты что-то затронула в нем. Возможно, он даже и впрямь влюбился в тебя. А потом и вовсе отказался от мести. И это странно. Как-то не в обычаях людей Та-Мери, для которых месть была священной. Тем более, для неуспокоенных душ. Вижу, что общение с вами вредно для нас, жителей Аментет. Ох, и тяжело же управляться с этими мертвецами! – невесело пошутил Песиголовец. – Утомили они меня. Чувствую, задержался я в вашем мире. Еще немного, и домой не смогу добраться.

Перевел дух, утерев пот со лба. Потом зыркнул на Элизабет, скосил глаза на Ральфа, валяющегося на полу в бессознательном состоянии, дольше задержал взор на помосте, где нелюди Хенткавес собирались заняться мумификацией.

«Да! Да!» – беззвучно умоляла его девушка. И Песиголовец, словно услышав ее мольбу, нерешительно произнес:

– Поработать «по специальности» напоследок, что ли? Где там мой фартук?

Быстро, чтобы вдруг не передумал, Бетси подскочила к нему и подала кожаный фартук, подобранный ею с пола. Остался от одного из рассыпавшихся в прах «помощников» Моны.

Анубис облачился и стал тем, кем его и почитали, в первую очередь, древние египтяне: Доктором, излечивающим тела и извлекающим души. Первооткрывателем обряда мумификации.

Нетвердой походкой Хентиаменти подошел к столу с инструментами, стоявшему рядом с возвышением, на котором покоилось тело профессора. Порывшись в груде металла, он извлек некий серпообразный предмет, изготовленный из блестящего металла: то ли из серебра, то ли из железа. Но не бронзовый, как все остальное. Прищурившись, посмотрел на вещицу и удовлетворенно кивнул.

Развернулся и склонился над телом Енски. Поднес серпик к устам покойного.

– Что он делает, blin?! – Бумба испуганно ткнул Элизабет локтем в бок. – Никак собрался потрошить нашего дока? Хочет из него мумию сделать, na fig?

– Тише! – шикнула на него девушка. – Никакую не мумию. Он проводит обряд отверзания уст.

– Не понял, v nature?

– Заткнись, болван! – пискнул Миша. – Оживляет он его, оживляет!

Владыка Расетау затянул заунывную песнь. Разумеется, на древнеегипетском. Уже потом Бетси перевела приятелям смысл песнопений Песиголовца.

– «Я поднимаюсь из Яйца в Скрытом мире.

Пусть будут даны мне уста, чтобы я мог говорить ими в присутствии великого бога, владыки инобытия.

Да не будут моя рука и мое плечо отвергнуты в присутствии владетельных князей любым из богов.

Я Осирис, владыка земли Ра.

Да буду я, Осирис, Алекс Енски, чье слово правдиво, иметь свою долю вместе с ним, кто есть на верху ступеней.

Не по согласию с желанием моего сердца я выступил с острова Несерсерт, и не сам я погасил огонь, но враги мои сделали это».

Люди в немом изумлении заметили, как по телу профессора пробежала судорога.

– «Почет тебе, о, ты, владыка сияния, правитель храма, первенствующий в ночи и в густой тьме.

Я пришел к тебе. Я сияющий, я чист.

Мои руки простерты к тебе, ты имел много благ от моих предков.

Дай ты мне уста, дабы я мог говорить ими.

Я выведу мое сердце из пламени и тьмы ночи».

Профессор издал вздох и пошевелился.

Между тем Анубис в полном изнеможении прислонился к стене. Даже со стороны было видно, каких неимоверных усилий ему стоит проведение магических ритуалов. Хентиаменти повернул голову к Бетси и печально оскалился. Девушка увидела, что его миндалевидные, обычно желтые глаза налились кровью. Несколько капель густой темно-красной влаги выступили в уголках глаз.

Вот Песиголовец снова сделал шаг к постаменту с распростертым на нем телом. Необходимо было завершить начатое.

В руках Анубиса появилось золотое изображение Уджат – Ока Гора.

– А теперь чего будет? – обалдел Покровский.

– Он должен заставить душу профессора вернуться в тело и остаться в нем, – пояснила мисс МакДугал.

– Ni figa себе!

– «Я есмь Бог-Лев, который выступает вперед длинными шагами. Я выстрелил стрелами, и я ранил мою добычу».

Собакоголовый поднес Уджат сначала ко рту, затем к глазам и ушам старого археолога, а потом возложил ему талисман на грудь, там, где должно биться сердце.

– «Я Око Гора, я пересекаю Око Гора в это время года. Я явился из владений. Даруй милость, чтобы Осирис Алекс Енски мог прийти с миром».

Профессор открыл глаза и громко чихнул.

– Тр-рубы Иер-рихонские! – прохрипел он. – Где это я нахожусь? Сплю, наверное.

Енски повернулся на бок и… захрапел. Друзья бросились к нему, но были остановлены предупреждающим жестом Анубиса.

– Не трогайте его. Пусть выспится. Ему полезно. Он проделал долгий, очень долгий путь.

Владыка Расетау умолк. Люди смотрели на существо из другого мира. Кто с удивлением, кто с благоговейным ужасом, кто с жалостью.