очень быстрая ходьба с сильным раскачиванием бедер — этот человек-колобок катился с такой скоростью, что я, например, мог догнать его только бегом…
Всё это я извлекал из своей восприимчивой и, как мне до сих пор кажется, бездонной памяти, и Гней Эдий Вардий представал передо мной всё более непривлекательным, развратным и даже беззаконным.
Но, видишь ли, Луций…
Ты ведь знаешь, я с детства имел склонность к тому, что греки называют системой или теорией, и всегда с уважением и с интересом относился к людям, у которых, как у тебя, эти теории и системы существовали.
У Вардия же на первом месте была именно теория и на втором месте — практика.
VIII. Великим практиком Любви, ее жрецом и мистатогом Вардий считал Пелигна. А себя лишь Учеником знаменитого Учителя. Но он себя тоже как бы писал с большой буквы. Он так объяснял: Пелигн никогда не был теоретиком, он, в разное время охватываемый разными Амурами, жил в Любви и Любовью. Жизнь Пелигна — лучшее из его произведений. Но он, Пелигн, якобы редко пытался осмыслить то, что сам испытывал и переживал, и тем более никогда не стремился возвести свой личный опыт в общую теорию.
Сделать это решил его «единственный настоящий» Ученик, Гней Эдий Вардий. Посвятив себя сначала поэзии, а после отъезда из Рима — истории, у нас, в Новиодуне, он, Гней Эдий, по его словам, наконец-то ощутил и осознал свое истинное призвание — Теория Любви, Амурология как новое направление в философии и ее высшая ступень. Он даже эпитафию для себя сочинил: «Здесь лежит тот, кто всю свою жизнь, не зная усталости, не испытывая сомнений и радуясь в несчастьях, поклонялся Венере, служил Амурам и наблюдал за поведением человеческого сердца».
Он, Эдий Вардий, мне теперь кажется, со своим Учителем поступил так, как чтимый тобой Платон обошелся с Сократом: нет, не
Он мне свою теорию никогда не излагал в систематическом виде. Лишь однажды обмолвился: «семь правил Любви». И я, отлученный от Вардия, от нечего делать стал теперь эти правила вычленять и формулировать.
И вот что у меня получилось:
IX. Правило первое. Надо осознать и постоянно помнить о том, что в мире нет более могущественной, более прекрасной и упоительной силы, чем Любовь. По сравнению с ней, все прочие силы — власть, богатство и даже смерть — бессильны (прости за тавтологию, но Вардий любил такого рода «усилительные тавтологии»). Любовь сотворила мир и создала богов, в том числе и Венеру, главную богиню. Любовь порождает всяческую жизнь и движет ею. В Любви — величайшее из блаженств, и величайшее горе для человека — лишиться Любви как движущей силы своего естества, смысла и цели существования.
Правило второе. Любовь не принадлежит человеку. Она даруется свыше. Когда человек любит, он во власти бога и сам полубог. И жалкое он ничтожество, бездушный камень, кусок липкой глины, горсть пепла, когда Любовь у него отнимается.
Правило третье. Любви, ее верховной богине Венере, ее фламинам-Амурам надо служить, как солдат служит Родине. (Тут Гней Эдий обильно цитировал из Тибулла, из Проперция, но чаще всего из Пелигна:
Четвертое правило. У Венеры, как мы теперь знаем, много Амуров
Пятое правило. Надо любить Любовь в себе, а не себя в любви. И ни в коем случае нельзя любить конкретную женщину…Непонятно? Я тоже, представь себе, не сразу понял. Но Вардий терпеливо мне разъяснял. Каждому мужчине боги предназначили только одну женщину, которую можно назвать Единственной. Но эта Единственная не имеет телесной оболочки, она сокрыта и как бы рассеяна по многим женским телам и душам. Ее обретаешь, лишь когда ищешь Любовь-в-себе, и в каждой из женщин, с которыми ты сопрягаешься, ты можешь обнаружить лишь частицу своей Единственной, никогда заранее не зная, какую частицу и с кем обретешь. И если, упаси тебя боги, ты эту частицу примешь за целое и влюбишься в одну из своих подружек, приняв ее за Единственную и таким образом ей, настоящей своей Единственной, изменив, то вскоре будешь жестоко разочарован: явится тебе призрак, который будешь мучительно пытаться обнять, как Улисс обнимал в Аиде тень своей матери. И поделом тебе! Ведь ты ради частицы отказался от целого, ты ради одной женщины предал Любовь, ты вечное блаженство променял на мгновение счастья, в слепоте своей наивно полагая, что если эти мгновения вновь и вновь повторять, то они заменят тебе вечность и бессмертие. Несчастный! Ты святую молитву превратил в пьяную трактирную песню. Глупец! Ты принес себя в жертву не богу, а праху земному… По-прежнему непонятно? Ну, так Вардий однажды, как мне представляется, намного проще выразился. Он сказал: «Любящий человек должен быть свободен, как птица. Одна какая-то возлюбленная, а тем более жена и дети, сковывают ему ноги, подрезают крылья, пережимают горло — с ними не взлетишь к небу и не пропоешь гимн солнцу, которое весь мир освещает». А в другой раз Гней Эдий изрек: «Возбудиться и вскочить на молодую красавицу каждый способен. Но что это будет за жертва? Нет, ты заставь себя возлюбить уродливую, или старую, или в других отношениях отталкивающую и с ней вознесись, воспари, докажи себе силу Любви — тогда ты герой, и Венера тебе улыбнется!»
Шестое правило. Любить надо не только телом, но и душой. Тут, вроде бы, всё понятно. Но Вардий в эту максиму вкладывал особый смысл. Он, например, утверждал, что если тело человеческое «преисполнено души» (Вардиево определение) и душа эта стремится к Любви, то тело это — даже такое неприглядное, как у него (тут Гней Эдий сначала дотронулся до своей лысины, а потом до выпуклого живота) — будет прекрасно и одухотворенно. И в первую очередь одухотворять надо тот орган… Думаю, понятно, о каком органе идет речь…Ведь кто-то из злобных подземных демонов, глумясь над Любовью и над небесными богами, осквернил этот орган, придав ему ту вторую цель, которая изначально не была ему