Во рту, как обычно от таких мыслей, появился вкус горечи. Слишком поздно я спохватилась…
Каждую ночь он приходил ко мне во сне, спрашивал, почему я так поступила, что он сделал неправильно. И самое страшное, я не могла оправдаться. Что я могла сказать? Все два месяца путешествия я неустанно ковырялась в характерах своих спутников, старалась их понять, осуждала их или наоборот восхищалась. Я готова была распрощаться с жизнью тогда, на Красной пустоши. Но за всё это время я так и не смогла разобраться в себе, я пошла на поводу у сиюминутных страхов и приняла поспешное решение.
В первую ночь дома, мама держала меня в объятиях, а я, завывая и стеная, рыдала. Перед рассветом я слегка успокоилась и рассказала ей всё. От начал до конца. От приезда школьной комиссии до безрассудного прыжка в портал в Сильване. Мама выслушала, не перебивая, не задавая вопросов, и потом еще долго молчала, а когда заговорил, то каждое её слово пронизывало меня еще большей болью, и ложилось на плечи тяжким грузом.
Она встала и посмотрела на меня сверху вниз. И в глазах её я видела разочарование.
— Я всегда думала, что воспитала тебя сильной, умеющей отвечать за свои поступки. Но теперь я в этом сомневаюсь. Ты поступила ужасно, и сравнение тебя с этой самой Алисалой самое подходящее. Не смотри на меня так. Я говорю тебе это, потому что ты моя дочь. Ты предала своего любимого, Дейника, обманула его доверие и из-за чего? Я скажу — из-за пустых слов. Что мешало тебе обдумать их? Поговорить с Рейном? Судя по тому, что я услышала от тебя, он бы выслушал. Боже, я ведь всегда учила тебя бороться за свое мнение и ты хорошо усвоила этот урок! Но почему же ты не стала защищать своё счастье?
Я съежилась и в ответ зарыдала еще громче. Я была противна сама себе.
— Ты у меня всегда была самостоятельной, не терпящей, чтобы кто-либо указывал тебе, навязывал свою волю. Но что ты сделала сейчас? Разве не то же самое? Дала ли ты шанс демону самому сделать свой выбор? Нет, Ника, ты решила за него. Прости дочь, но тебе некого винить в случившемся, кроме себя. Тот демон — помощник богов — он лишь показал тебе неверный выход, но воспользовалась им ты сама.
Слова матери были жестокими, острыми и мучительно правдивыми. И говорила она их, потому что любила меня и хотела, чтоб я поняла её и больше никогда подобного не сделала. Таковы были её методы воспитания. Я знаю, что ей не менее болезненно, чем мне дались все эти слова, но только так было правильно. Дать мне прочувствовать всё низость и мерзость моего поступка, выжечь болью и отчаянием все чувства, чтоб, в конце концов, остаться внутри опустошенной. А потом потихоньку попытаться жить снова, заполняя вакуум новыми силами и чувствами.
Вот только у меня он заполнился не чувствами, а вечным льдом. Я никому, даже Аркисону, не пожелала бы жить с тем, с чем существовала я уже два с половиной месяца. Вина и душевная пустота — вот поистине самые страшные наказания для любого!
И в своих снах я вновь убегала от него, не в силах взглянуть любимому в глаза, потому что у меня не было оправдания. Я предала и сделала это осознанно. И кого волнует, что преследовала я благородные мотивы. Никого, даже меня. Сейчас я была готова засунуть их… ну, очень глубоко, и готова была жизнь отдать, лишь бы иметь возможность повернуть время вспять.
«А ведь ты можешь это сделать» — раздался в голове противный голосок. — «Антары это могут. Тебе стоит лишь позвать Остров, и он откликнется, придет к тебе».
Я скрипнула зубами. Хоть в чём-то Кайрон меня не обманул. Зов межмирья действительно был сильным. Сны стали посещать меня месяц назад — яркие, красочные и манящие. То я видела величественные золотые дворцы, охраняемые невиданными, красивыми существами, то небесные, поражающие воображение водопады и сады, с блуждающими в них единорогами и огненными птицами, то залитый лунным светом луг, на котором танцевали и резвились хрупкие феи, исчезнувшие в нашем мире. Иногда мне снились незнакомые лица мужчин и женщин, тянущих ко мне руки, просящих защитить и спасти их. А конец всегда был неизменен — из тумана и океана навстречу мне выплывал Зеленый Остров, обещающий защиту, успокоение и облегчение боли. Манил знаниями, способными дать силу повелевать временем и пространством, решать судьбы многих народов и управлять жизнями.
Но в отношении меня это был дохлый номер. Антары пытались надавить на самое больное, и утром я всегда просыпалась в слезах. Но с каждым разом моё сердце всё больше ожесточалось против этих магов, и поэтому всё проще становилось игнорировать Зов. Мне не нужны были чужие судьбы и жизни. Свои я потеряла, другие меня не интересовали. Они думали, что подарив избавление от боли, склонят меня на свою сторону. Но им даже невдомёк, что я никогда добровольно не покину этот мир. Ведь здесь живет он. Пусть князь больше не помнит меня, но я-то храню в памяти всё. И может когда-нибудь мне удастся увидеть его хоть мельком…
О, всемилостивый, дай мне сил!
Зарычав так, что даже Чемпион дернулся в сторону, я зло пришпорила его, желая, чтоб скорость и ветер освежили разум.
Мирославль встретил меня запруженными улицами, пестрой пеной толпы на тротуарах, зычными окриками торговцев и лаем собак. Казалось, что с последнего раза, как я здесь была, он нисколько не изменился. Та же суета, крики и ругань — одним слово повседневная жизнь торгового города.
Выехав из Мирославля на дорогу, ведущую в Школу, я испытала необъяснимое облегчение. По правде говоря, в последнее время мне больше нравилось уединение и одиночество, а людные места и сборища стали раздражать. Да и другим в моем обществе становилось неуютно — кому будет приятно смотреть на человека, искренне пытающегося улыбаться и быть радушным, но в глазах которого непроходяще стоит отчаяние и затравленность, как у раненой собаки. Видя это, родители лишь качали головой и даже пытались исправить, подсовывая мне соседских хлопцев. Если честно, делал это в основном отец, которому я ничего не рассказала, но которой сердцем понимал, что с его дочкой что-то случилось. Ну, это меня на какое-то время действительно отвлекло. Сначала я не верила, что кто-нибудь серьезно заинтересуется мной, но оказалось у нас в Заозерье вполне хватает любителей экзотики. Пришлось напрячь всю свою фантазию, и использовать внушительный словарный запас, чтоб отбиться от внезапно появившихся ухажеров.
Дорога оббежала очередной холм, и из-за него выплыли башни и главный корпус Школы. Странно, но никакой радости или трепета я не испытала. Когда мне передали приказ ректора, я задумалась — а что теперь может мне дать обучение здесь? После того, как я узнала, что многие наши представления о магии, теоретические основы в корне своем неверны! Смогу ли я внимательно слушать (или вообще хотя бы слушать) лекции наших Магистров, зная, что они ошибаются? Ответ напрашивался, что вряд ли. Мне казалось это пустой тратой времени. Но мама посоветовала не торопиться с решением, ведь это единственное, что связывало меня с прошлым.
Привратник у ворот, поведавший за годы своей работы многое, кинул на меня меланхоличный взгляд, кивнул и вновь задремал. Чемпион радостно заржал, чувствуя себя вновь дома и сгорая от нетерпения побыстрей оказаться в родном стойле. Я усмехнулась и отпустила поводья, позволяя коню идти по знакомой дороге.
В конюшне я, поздоровавшись с Карлом, старшим конюхом и его помощником Борисом, расседлала друга и сама задала ему овса.
— Так-так ребята, глядити-ка, а это не наша ли старая знакомая? — услышала я такой родной голос, когда закрывала стойло. — Кажется, госпожа Дейника соизволила к нам…
Он поперхнулся, когда я обернулась. Зенис тоже нисколько не изменился, разве что стал еще толще и самодовольней. С ним, как всегда, была его свита. Я вспомнила наши с ним перепалки и не сдержала улыбки. Неужели я когда-то такой была? Поддавалась на провокации и злилась на этого колобка? Мне вдруг так остро захотелось вернуть те времена, снова стать беспечной любопытной адепткой, считающей, что самое страшное, что может с ней случится — это злословие однокурсников и выговоры наставника.
Хочу снова стать той шкодливой девчонкой, с чистой совестью и уважением к самой себе!
Но время повернуть нельзя…
«Ты можешь…»
— Зень, а сколько тебе лет? — склонив голову набок, спросила я.
— Двадцать три, — от неожиданности тот сказал правду. Он до сих пор, удивленно распахнув глаз, недоверчиво меня рассматривая.
Я покачала головой. Он старше меня на год, а я чувствую себя с ним, как Лиарам рядом с моим