Что же теперь нам делать?

Путешественники возвратились в вагон и стали обдумывать свое положение.

— Исход один, — высказал свое мнение Гонтран. — Нам надо возвратиться на меркурианский остров — авось он уцелел, — и там подготовиться к переезду на Марс.

— Как же мы совершим свой переезд? — спросил молчавший до сих пор Шарп.

Фламмарион изложил принадлежавший Сломке проект утилизации селенового шара, и проект был принят всем обществом.

— Но тут является вот какой вопрос, — заметил Сломка. — Нам надо перевезти на остров и вагон, и шар, на чем же мы повезем их?

— А наша колымага? — напомнил Гонтран.

— Я думаю, она давным-давно сгорела.

Собрание опять задумалось.

— Папочка, а нельзя ли нам просто перекатить и шар, и вагон на остров? — прервал молчание тонкий голосок молодой девушки.

— Браво, браво, мисс Елена! — зааплодировал Фаренгейт. — А мы-то ломаем головы, когда ларчик на самом деле открывается так просто!

Совет Елены был всеми принят, и путешественники принялись укладывать более осторожно различные хрупкие вещи, которые могли разбиться по время перекатывания вагона. Плотно закусив, путешественники надели скафандры и принялись за работу: вагон был повален на бок, все стали по одну его сторону, уперлись руками и покатили его перед собой, как бочку с вином, к меркурианскому острову.

Чем дальше они шли, тем больше перемен находили вокруг. Направо, где прежде возвышались грандиозные пики из горного хрусталя и алмазов, теперь расстилалась унылая и однообразная черная пустыня. Налево, где прежде была ровная местность, теперь возвышалась огромная гора причудливых очертаний. Где раньше сверкала поверхность озера, не было ничего, кроме котловины полной черной пыли, зато там, где раньше была суша, приходилось переправляться через реки и ручьи.

— Вот будет новость, — заметил Сломка, — если окажется, что и меркурианский остров подвергся таким же изменениям, а то и вовсе исчез!

К счастью, опасения инженера не подтвердились. Когда, после нескольких дней утомительного пути, вся компания прибыла к острову, он оказался совершенно цел. Правда, все деревья на нем погибли, ручей превратился в небольшое озерко и занял другое место, но то, что для путешественников было важнее всего, здоровый воздух на острове остался.

Отдохнув несколько часов и оставив Елену приводить в порядок внутренность вагона, мужчины тронулись в обратный путь, чтобы таким же образом перекатить и шар. Это уже было сравнительно легко, так как селеновый шар весил гораздо меньше, чем громоздкий вагон, полный разных вещей.

Затем началась деятельная работа по превращению шара в аэростат. Тут Вячеслав Сломка выказал с самой блестящей стороны свой инженерный талант: он был и кузнец, и слесарь, и горный инженер, и химик.

Работа значительно облегчалась тем, что на поверхности кометы находились в изобилии все необходимые вещества: уголь, магнитный железняк, железный колчедан и селен.

Прежде всего, отверстия в шаре были тщательно заделаны селеновыми листами, затем из железных прутьев была сделана объемистая, но довольно легкая корзина, прикрепленная к шару при помощи проволочных канатов.

Когда шар был готов, Сломка принялся за добывание серной кислоты из железного колчедана. Остальные помогали ему по мере сил и уменья.

Тем временем комета продолжала нестись к своему афелию, с каждым днем удаляясь от Солнца. Одну за другою, она пересекла орбиты Меркурия, Венеры и, наконец, Земли.

— Ну-с, дорогой Сломка, — заявил инженеру в одно прекрасное утро Михаил Васильевич, — все ли у вас готово? Помните, что через два дня мы пересечем орбиту Марса.

— Через два дня? О, в таком случае поспеем.

Сломка кликнул Гонтрана с Фаренгейтом, чтобы при их помощи заняться добыванием водорода. Он получался действием серной кислоты на металлическое железо и немедленно накачивался внутрь шара.

Импровизированный аэростат первое время продолжал тяжело лежать на земле, словно подсмеиваясь над усилиями Сломки и его помощников. Но по мере того, как струя водорода наполняла его внутренность, шар становился все легче и легче. Каждая новая порция газа заставляла его вздрагивать и делать попытку подняться с кометы. Мало-помалу эти попытки начали учащаться, аэростат поднялся на воздух сначала горизонтально, потом начал выпрямляться.

— Сейчас конец. Зови публику, Гонтран! — проговорил Сломка, отирая с лица пот.

Михаил Васильевич, его дочь и Шарп поспешили явиться на зов. Поглотив новое количество водорода, шар судорожно рванулся вверх, выпрямился и плавно поднялся в воздух на всю длину удерживавшей его веревки. Громкое «ура!» зрителей огласило поверхность Меркуриального острова. Затем все путешественники подошли к виновнику торжества, Сломке, и крепко пожали ему руку.

Следующий день был посвящен окончательным сборам. В корзину аэростата перенесли все необходимые вещи и с наступлением вечера, стали дожидаться сигнала к отъезду. Чтобы не пропустить удобный момент, Михаил Васильевич не спускал глаз с Марса. Диск планеты, словно огромный, красный круг, сверкал на потемневшем небе.

— Ну что, скоро… — отозвался профессор. — Да вот беда в чем. Нам придется высадиться не на сам Марс, а на один из его спутников, скорее всего — на Фобос.

— Ну, это пустяки. Фобос отстоит от Марса всего в шести тысячах километров, и только бы нам попасть на него, а там мы найдем средство перелететь и на Марс, — успокоил его Сломка.

— Вы думаете? Ну, ладно. В таком случае, надевайте скафандры: через полчаса мы тронемся в путь.

Громкая брань, раздавшаяся с того места, где находился аэростат, заставила собеседников обернуться.

— Что это? — спросил Михаил Васильевич.

— Должно быть, у Шарпа опять что-нибудь вышло с Фаренгейтом. Пойти посмотреть, — заметил Гонтран, направляясь к аэростату.

Сломка и Михаил Васильевич, с неизменной трубой в руках, последовали за Фламмарионом и, подойдя к шару, увидели следующую картину. Раскрасневшийся Фаренгейт, стоя в корзине, держал в руках какой-то объемистый тюк, который у него вырывал Шарп.

— Меня обокрали, разорили, утащили черт знает куда и вдобавок ко всему мешают мне взять с собою мое достояние! — рычал американец.

— Но поймите, — урезонивал его Шарп, — этот тюк слишком тяжел для нашего шара.

— Врете! Не хочу я ничего слышать. Оставьте тюк, слышите?

— Что у вас такое? — остановил спорящих Осипов. — Что в этом тюке, сэр Фаренгейт?

— Помилуйте, профессор, — жаловался американец. — Я хочу взять с собою несколько штук алмазов, а этот немчура мешает мне. Разве я не в праве вознаградить себя за все издержки, труды и лишения?

— Но тюк весит, по меньшей мере, шестьдесят кило! — заметил Шарп.

— Шестьдесят кило? — ужаснулся Михаил Васильевич. — Нет, сэр Фаренгейт, этого нельзя, это слишком большая тяжесть. Наш шар не поднимется.

— Поднимется, уверяю вас, что поднимется! — отстаивал свое сокровище американец.

— Да пусть берет его, профессор, — обратился к старику Сломка, — но с одним условием: если шар не поднимется, мы выбросим его алмазы вместо балласта.

— На этом условии я, пожалуй, согласен. Слышите, сэр, Фаренгейт?

— Слышу, слышу. Благодарю вас, сэр Осипов, — отозвался американец, с довольным видом укладывая тюк на дно корзины.

— Ну, а теперь надевайте скафандры, — распорядился Михаил Васильевич.

Путешественники надели водолазные костюмы и стали усаживаться в корзину. Первым вскочил Фаренгейт, потом вошла Елена со своим женихом, Осипов и Сломка. Шарп несколько замешкался.