— Там может быть опасно. Вряд ли она задержалась там по собственной воле. Ты умеешь драться?
— То, что я умею, куда страшнее. Я могу заблевать кого угодно с ног до головы.
Лачуга ютилась на самой окраине городишки под названием Скрот. У Скрота были весьма обширные окраины, сплошь заваленные обломками телег и дохлыми собаками, — люди зачастую проходили этот городок насквозь, даже не осознав, что побывали в «том самом» Скроте. Да и на карте он появился лишь потому, что картографы очень не любят пустых мест.
Страшдество наступало в Скроте спустя некоторое время после Праздника Сбора Капусты, а потом не предвиделось никаких заметных событий вплоть до Праздника Рассады.
В лачуге стояла печь, железная труба которой выходила наружу через крытую капустными листьями крышу.
Со стороны трубы доносились голоса.
— ЭТО ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ ГЛУПО.
— Думаю, хозяин, данный обычай зародился в то время, когда в каждом доме были широкие трубы. — Эти слова человек словно бы специально прокричал в трубу.
— ПРАВДА? ОДНО ХОРОШО — ПЕЧКА НЕ ГОРИТ.
Послышался шорох, затем — грохот, и что-то упало в железное чрево печи.
— ПРОКЛЯТЬЕ.
— В чем дело, хозяин?
— НА ДВЕРЦЕ НЕТ РУЧКИ. КРАЙНЕ ЭГОИСТИЧНОЕ УСТРОЙСТВО.
Раздались глухие удары, потом — скрежет, после чего верхняя крышка печи наконец поднялась и чуть отодвинулась в сторону. Из щели показалась рука, нащупывающая ручку на дверце.
Пальцы неуверенно исследовали ручку, и было ясно, что они принадлежат индивидууму, не привыкшему открывать двери.
В конце концов Смерти удалось выбраться из печи. Как именно — описать очень трудно, для этого пришлось бы сложить страницу. Время и пространство, с точки зрения Смерти, являлись понятиями, присущими всем остальным, но никак не ему. В случае же со Смертью напротив этих двух пунктов ставилась галочка в окошке с надписью «Неприменимо». Скажем, если представить вселенную в виде большого резинового полотна… впрочем, лучше не стоит это делать.
— Хозяин, пусти! — донесся жалобный голос с крыши. — Здесь жутко холодно.
Смерть подошел к двери, в щель под которой залетал снег, и осмотрел конструкцию. Снаружи раздался стук, и голос Альберта зазвучал гораздо ближе:
— В чем дело, хозяин?
Смерть просунул голову сквозь доски двери.
— ЗДЕСЬ ТАКИЕ МЕТАЛЛИЧЕСКИЕ ШТУКИ…
— Засовы, хозяин. Их нужно отодвинуть, — пояснил Альберт, зажав ладони под мышками.
— А…
Голова Смерти исчезла. Альберт топал ногами, смотрел, как дыхание вырывается изо рта громадными клубами, и прислушивался к нерешительным шорохам, доносящимся из-за двери. Затем снова появилась голова Смерти.
— Э…
— Это крючок, хозяин, — устало произнес Альберт.
— ДА. КОНЕЧНО.
— Его следует поддеть пальцем и откинуть.
— ПОНЯЛ.
Голова исчезла. Альберт, подпрыгивая, ждал. Голова появилась.
— ГМ… А КАКИМ ИМЕННО ПАЛЬЦЕМ? — Альберт вздохнул.
— Любым, хозяин. Если не получается, чуть нажмите на дверь.
— АГА, ВСЕ ПОНЯЛ. — Голова исчезла.
«О боги, — подумал Альберт. — Эти замки-засовы-щеколды сущая беда для него…»
Наконец дверь распахнулась, появился гордо улыбающийся Смерть, и Альберт вместе с порывом ветра ввалился в лачугу.
— Чтоб мне провалиться! — воскликнул он. — Становится прохладно. Херес есть?
— ПОХОЖЕ, НЕТ.
Смерть перевел взгляд на висевший возле печки чулок и увидел в нем дырку.
К чулку был прикреплен исписанный неровным подчерком листок бумаги. Смерть взял его.
— ИТАК, МАЛЬЧИК ХОЧЕТ ШТАНЫ, КОТОРЫМИ НЕ ПРИДЕТСЯ ДЕЛИТЬСЯ С ОСТАЛЬНЫМИ БРАТЬЯМИ, БОЛЬШОЙ ПИРОГ С МЯСОМ, САХАРНУЮ МЫШКУ, «МНОГО ИГРУШЕК» И ЩЕНКА ПО КЛИЧКЕ ПОЧЕСУН.