— Все это написано в книге!
— В автобиографии. У каждого человека она есть. Тут описывается вся твоя жизнь по мере ее развития.
— И у меня тоже есть автобиография?
— Думаю, да.
— Ничего себе. «Проснулся, поблевал, захотел умереть». Не слишком увлекательное чтение.
Сьюзен перевернула страницу.
— Башня, — сообщила она. — Фиалка находится в башне. Изнутри башня вся белая, ноне… снаружи? И выглядит нереальной? Вокруг растут очень странные яблони. Рядом виднеется река, тоже ненастоящая. Там плавает много золотых рыбок… на поверхности.
— Типичные последствия загрязнения окружающей среды, — понимающе кивнул о боже.
— Сомневаюсь. Здесь говорится, что рыбки живые.
— Живые и плавают на поверхности? Как такое возможно?
— Это то, что видит Фиалка.
— Правда? Слушай, может, она этого своего плесневелого сыра переела?
— Голубое небо, но… нет, вероятно, она ошибается… тут сказано, что голубое небо только над головой…
— Самое нормальное место для неба. Лучше и не придумать, — ответил о боже. — А вот если оно вдруг оказывается у тебя под ногами, верный признак: жди беды.
Сьюзен полистала страницу туда-обратно.
— Она имеет в виду, что небо есть только над головой, а по краям его нет. К примеру, на горизонте неба нет.
— Прошу прощения, — нахмурился о боже. — Я очень недолго живу в этом мире и не являюсь его выдающимся знатоком, но, по-моему, на горизонте тоже должно быть небо. Иначе как можно определить, что это горизонт?
Сьюзен вдруг показалось, что где-то она видела нечто подобное, однако едва она попыталась сосредоточиться, как ощущение исчезло.
— Я абсолютно точно видела это место, — промолвила она, постучав пальцем по странице. — Если бы она повнимательнее присмотрелась к деревьям… Здесь говорится, что у них коричневые стволы и зеленые листья и что Фиалке они кажутся странными. И… — Она сосредоточилась на следующем параграфе. — Цветы. Растут прямо в траве. С большими круглыми лепестками.
Ничего не видящим взглядом Сьюзен уставилась на о боже.
— Подобный пейзаж просто невозможен, — сказала она.
— А по мне, так вполне нормальный пейзаж, — возразил о боже. — Небо. Деревья. Цветы. Мертвые рыбешки.
— И коричневые стволы деревьев? Обычно они бывают сероватыми, покрытыми мхом. Такие коричневые стволы я видела только в одном месте. И там же небо бывает только над головой. Его голубизна не касается земли…
Она подняла голову. В самом конце библиотечного прохода располагалось одно из очень высоких и узких окон. Оно выходило в черный сад. Черные кусты, черная трава, черные деревья. Скелетики рыб, плавающие в черной воде пруда под черными лилиями.
Цвета в некотором роде присутствовали, но все они представляли оттенки черного, как если бы черный луч пропустили через призму. Кое-где черный цвет с определенной натяжкой можно было принять за темно-лиловый или полуночно-синий. Но в основном все было черным, и небо тоже было черным, потому что данный мир принадлежал Смерти — и этим было сказано все.
Смерть принял ту форму, которую люди создали для него за долгие-долгие столетия. Почему Костлявый? Потому что кости ассоциируются со смертью. Косу придумали сельские жители, посчитавшие эту деталь удачной метафорой. А в Мрачной местности он жил потому, что, согласно людскому пониманию ситуации, не мог жить в более приятном месте, среди каких-нибудь цветочков и пташек.
Такие существа, как Смерть, рождались в воображении людей и там же обретали форму. И он не был единственным…
…Но ему не понравился сценарий. Смерть начал интересоваться людьми. Было ли это мыслью или всего лишь воспоминанием о том, что еще не случилось?
О боже не спускал с Сьюзен глаз.
— Мы можем отправиться за ней? — спросил он. — Я говорю «мы», поскольку, оказавшись в неудачном месте в неудачное время, стал невольным участником событий.
— Она жива, — откликнулась Сьюзен. — А значит, рано или поздно она умрет. А еще это значит, что я смогу ее найти.
Она повернулась и направилась к выходу из библиотеки.
— Но если тамошнее небо, как она утверждает, располагается исключительно над головой, что пролегает между небом и горизонтом?
— Ты не должен идти со мной, — сказала Сьюзен. — Это не твои проблемы.
— Да, но, учитывая, что единственной целью моего существования является плохое самочувствие, любые перемены — только к лучшему.