никогда с тобой не разговаривает, как ты тут жаловалась… Я посмотрела на Ижена внимательней. Вариантов было три - он меня очень хорошо изучил, настолько, что читает мои мысли, он все-таки действительно ангел и говорит напрямую с ним и он издевается. Последнее - наиболее вероятное, так что примем за рабочую гипотезу. - И что за весть, чтобы нарушить уединение моей скромной молитвы? - Молилась она, как же… Еще скажи - исповедовалась! Все-таки издевается. - Ижен, давай ближе к делу, а? Если ты что-то хотел мне сказать, то говори… - Да собственность новость моя стара, как почивший в бозе Иоанн Богослов, Ириш… Наш мир ждет Апокалипсис. Новостью будет то, что папочка уже определился со сроками. - Откуда ты можешь знать это наверняка, Ижен? Ну откуда? Он безучастно кивнул на одну из икон. Я присмотрелась, не поверила своим глазам, подошла ближе… Икона была старой, ее покрыла сеть трещинок-морщино, кажется, они называются патиной… Но и морщинки не могли изменить лиц до неузнаваемости - я вглядывалась в карие глаза ангелов Божьих, такие же насмешливые, как глаза Ижна… Они разили бесов с карими глазами, такими же насмешливыми, как глаза Иуды…тысячи одинаковых лиц, безучастных ко всему. - Ну вот видишь, а ты не верила, что я ангел… Или что я демон, что практически равнозначно, милая. Но вернемся к нашему миру. У тебя есть шанс его спасти, предлагаю этим заняться… У тебя осталось еще несколько дней, девочка, постарайся принять правильное решение… Мертвым не встать из своих могил, что бы не привиделось Иоанну Богослову в его наркотическом бреде… Мы тут посовещались и решили, что проект Чистилища себя не окупает. А искупить грехи человечества может лишь тот, кто жив и безгрешен. Или ты хочешь дождаться гибели тех, кого любишь? Ижен подошел к одному из витражных окон, изо всех сил ударил по нему валявшимся тут же кадилом. Осколки полетели веером во все стороны. Ангел или демон подобрал один из них и провел по ладони… На пол густо закапала кровь. - На все тайны есть свой ответ, Ириш… Живые да будут спасены… Я не стала слушать его дальше. Хватит! Даже если ты и предвещаешь моему миру гибель, Господи, зачем мне об этом знать? Есть только один человек, которого я хочу спасти. Только один, кто имеет право жить, но покуда мертв. Я могу подарить ему жизнь, правда, Господи? Последний дар Иуды можно разделить и на двоих… Я кинулась вон из церкви, задыхаясь, боясь опоздать. - Ирина… Что случилось, Ирина? Я, наверное, выглядела очень живописно - вспотевшая, растрепанная, с красными щеками и прикушенными губами. Я ничего не ответила, только покрепче прижалась к нему, обняла… Мы стояли так долго, может, несколько минут, пока я не вспомнила, что мы крадем время сами у себя. - Мы должны поговорить, Ларс, серьезно. Я солгала тебе. Я все-таки нашла выход… - Ты уверена? Тебе не кажется… - Я уверена. Пойдем… Я вошла в комнату, открыла комод и достало надушенное яблоко. Оно по-прежнему было свежим, даже не заветрилось там, где остались четкие отпечатки моих зубов, маленькие, узорчатые. - Видишь? Оно с дерева познания Добра и зла, высаженного Богом в Эдеме… Но оно никакого познания не дает, милый, кроме того, что мы и так знаем, но в чем до боли боимся признаться самим себе… - То? Самое? - Нет, конечно, - повторила я с интонациями Иуды. - Но по свойствам примерно то же самое… - Ты не сказала… Почему ты мне ничего не сказала раньше, Ирина? - Потому что я никогда не хотела для нас судьбы Адама и Евы, Ларс… Я хотела для нас судьбы Господа Бога… - А мы равны ему, малыш… ты же и сама это знаешь… И мы все-таки будем счастливы. Теперь и навсегда. Ларс осторожно взял из моей руки яблоко и откусил. Глаза у него были удивленные и бездонные. А я поняла, почему Господь накал Еву куда более жестоко, чем Адама.

… Брак Агнца Я знала это место. Знала очень хорошо - еще до того, как трогательно, по-детски дрожащие руки Ларса развязали шарф на моих глазах, заставлявший меня, не видящую дороги, больше доверять своим ушам и азартно подрагивающим ноздрям. Зона Отчаяния. Меткое, как всегда, прозвище Ижена. Самая окраина нашего небольшого мирка. Кирпичная стена с жестокой, но от того не менее правдивой фразой - «Рок-н-ролл мертв». БГ в этом мире нет, и оттого ее продолжение кажется уже нелепой шуткой, оксюмороном. Насмешкой над низким тяжелым небом. Автор графитти не зря опустил его - мы все мертвы, все разделили злополучную судьбу рок-н-ролла и последних детей цветов, погрузившись в бесконечную Страну Чудес. Таков итог и такова истина. Да, именно отсюда я начинала свой путь в Город. Заблудившийся автобус, пятьсот метров до центрального проспекта и десять тысяч лет назад. Что ж, в очередной раз убедимся, что все и всегда в этом мире возвращается на круги своя. Я усмехнулась. В Зоне Отчаяния пахло болотом и опавшими листьями. Питером. Ларс повесил злополучный шарф мне на шею и крепче сжал руку. Его пальцы были холодными, почти ледяными - так в первые дни в Чистилище мучил холод меня, закрадываясь из самых закоулков сознания под кожу. - Я тоже хочу сделать тебе подарок, Ирр… - неуверенно. Потом и вовсе замолчал. В его глазах плескалось не то веселое отчаяние, не то озорная тоска. Отчаяние и тоска Бога, в которого вдруг перестали верить, и он собирается уничтожить пару очередных Содомов и Гоморр, и смотрит, как любимые тех, кто безгрешен, обращаются на пороге прошлой жизни в соляные столпы. Богу легче, он не умеет любить так, как люди - когда на самой высокой точке энцефалограммы сердце вдруг замедляет свой бешеный танец и стоит, стоит, стоит, пропуская удары… Я легко сжала его пальцы в ответ. Верь мне, милый, я Риму любой твой подарок с благодарностью. Даже преподнесенное в целлофановой упаковке предательство. Тоску в его глазах сменило что-то иное. Ломаная линия, детский страх - когда просыпаешься среди ночи о кошмара, и никак не можешь поверить, что ты в полной безопасности своей квартиры, и нет сил тнуть сквозь стиснутые губы воздух… - Ларс, милый, что-то случилось? Его пальцы совсем холодные, а в глазах уже не страх - неконтролируемый ужас. - Смотри… Реплика доходит до моего сознания с опозданием, я уже сама развернулась туда, куда смотрел он - я уже видела, И Зона Отчаяния, не зря носящая свое имя, отражалась в моих глазах тем же суеверным ужасом… Дальний конец огромного грязно-серого поля - километра три от нас, не больше, заливала обреченно- зеленая волна. Казалось, что на лист оберточной бумаги кто-то выплеснул ведро с краской… И еще - звук. Куда страшнее самой волны, заставивший меня заскрипеть зубами и сглотнуть невыносимо горькую слюну. Хруст. Стрекот тысячи кофемолок, превращающих в прах тоненькие птичьи кости. Сотни листьев, едва шурша, корчатся в огненной агонии. Кто-то идет по снегу, не оставляя следов. И запах. Соль, грецкие орехи, гнилые яблоки. Миндаль, корица и мускус. И что-то еще, с чем я никак не могу определиться - что-то знакомое, забивающее ноздри ватой, давящее на виски и глазные яблоки. - О Господи! - на грани слышимости прошептала я. Кто-то как эхо повторил эти слова за мной. Кто-то молился. Кто-то матерился. А высокий, нежно-хрустальный голос нараспев, перекрывая и мат, и молитвы, читал стихи. Я узнала этот голос. Кэт. Мы с Ларсом обернулись почти одновременно. За нашей спиной, на самом краю зоны отчаяния, у кирпичной стены стояли сотни людей. Все те, кого я знала, и другие, виденные мною впервые. Сотни лиц - измученные, полные страха и надежды. Возле самой кирпичной стены стоял Ижен. Старательно дописывал пронзительно-белым мелом продолжение фразы «Рок-н-ролл» мертв. Дошел до слова «Нет», поставил восклицательный знак и улыбнулся… - Ну вот и обещанный Апокалипсис… Устроим вечеринку, Ирочка? - Ижен, ты ненормальный… - Но оцени, какую побрал нам компанию. Умирать - так с музыкой. Он громко, фальшиво затянул «Рок-н-ролл мертв, а я еще нет… еще нет», но быстро умолк под тяжелыми взглядами стоявших рядом. Кэт тоже замолчала, смотрела на нас вопросительно. Глаза у нее, вопреки всему, были веселые. Зеленая волна все так же неумолимо катилась на нас, съедая расстояние, как куски торта. Я уже поняла, на что так похож напугавший меня звук. Пропущенный сквозь усилитель стрекот кузнечиков. Я уже видела, что неумолимо подбирается к нам с дальнего конца поля. Стая саранчи. Ларс обнял меня, развернул лицом к себе и поцеловал. Потом поймал мой взгляд, наполненный первозданным ужасом. - Ирр, девочка, послушай… Послушай, родная, я хотел сделать тебе подарок, настоящий подарок… Слова не слушались его Наскакивали друг на друга, путались, сцеплялись окончаниями, как сошедший с рельс поезд. - У нас есть еще минут десять, пока ОНО сюда не доберется…Пока ЭТО не пришло - слушай же… Я не могу отвезти тебя на Мальдивы или в Антиб - куда ты хотела? - я там не был никогда, но знаю, что это красиво… Но уже и не важно… - он споткнулся, потом продолжил еще быстрее, так, что я едва понимала, о чем он говорит. - Сейчас, понимаешь, я сделаю это… Все-таки сделаю, но не только для тебя… Это единственный шанс нам всем выжить - слышишь? - Я знаю. Делай, Ларс… Давай! - Я должен еще успеть сказать тебе. Обязательно. Я… Он так и не закончил фразу. Резко отвернулся от меня и уперся взглядом в стаю саранчи, словно пытаясь остановить набегающую волну. Я тоже пыталась, но моей фантазии не хватало, чтобы вообразить такую стену, что не переползли бы эти дикие полчища, сметающие все на своем пути - даже пространство и время. А до грязно-зеленой границы оставалось всего несколько сот метров… Первые зеленые твари, отряды разведчиков, уже добрались сюда - один из них опустился на рукав моего свитера. Вместо ожидаемой вытянутой мордочки на меня смотрело грустное девичье личико, обрамленное золотистыми кудряшками… Слегка прикушенные полноватые губки и насмешливые искорки в глазах. Эх, Алиса, не так бы нам встретиться! Я брезгливо тряхнула рукой и растоптала отлетевшую прямо под ботинок тварь. Тельце