Навину. Связали и учеников - многих отпустили еще до рассвета, как непричастных к еретику, с ними и Павла, и Иуду. Павел, уходя из темницы, плакал и оттолкнул Искариота. Тот смотрел ему вслед с усмешкой. Кто из них предатель? Трус или выполнивший волю учителя? Голголета из этой части города не было видно. Не такая уж и высокая эта гора - так, холмик, заваленный нечистотами и облюбованный сотнями мух. Иуда так ни разу и не решился подняться туда, хотя пару раз подходил на тысячу шагов и видел кресты, венчавшие холм. На улицах на него глядели с презрением. Вслед летели комки грязи. Иисус исполнил свое обещание - в ночь суда Мария пришла к Иуде, и оставалась с ним до рассвета, как суккуб, как видение - а потом выскользнула, чтобы утирать пот с лица идущему на гору с крестом на плече, словно преступник. Почему он? Почему не Петр или Павел - им судьба предоставила куда более выгодную роль, их имена понесут на себе соборы и монастыри, хотя оба оказались трусами куда большими? Почему он? Потому что этот насмешливый мальчишка, осмелившийся назвать себя сыном Господним, знал, какую цену ему предложить? Тридцать серебряников? Глупость какая - проповедями Иуда собрал бы куда больше за один вечер. За ним, любимым учеником этого издыхающего на Голголете, но все еще усмехающегося в бороду ясноглазого мужчины шли бы толпы. Глаза. Ее глаза - зеленые - и волосы, золотистые, струящиеся между пальцев, как расплавленный воск, как змеи-медянки, готовые в любой момент укусить, предать - вот была нестоящая цена. Тринадцать лет он ждал поступка, за который Навинн заплатил бы эту цену - так почему бы не проклятие и вечная память в веках? Иуда теперь имя нарицательное, так назовут любого предателя, правда, Искариот? Переплавить бы эти тридцать монет в ожерелье - да поднести ей в подарок. Блудница с серебристым монисто на шее или на поясе, слегка позвякивающим, изящным, монетка к монетке - с профилем кесаря, самоуверенно прижимающимся к ее крутым бедрам… Она сейчас там, на холме - с Ним и одиннадцатью. А двенадцатый запивает свое горе кислым вином - его кровью… В саду с тихим ветром играла листьями осина. Изнанки листьев, серебристые, гладкие, были похожи на рассыпавшиеся по полу монеты. Ветер слегка покачивал висящий на веревке труп. У калитки сада стояла женщина. Плечи ее ссутулились, и золотистые волосы поблекли, а в глазах не было жизни. Еле слышно она шептала что-то - кажется, чье-то имя… Или это просто ветер шумел в листьях осины? Сон. Только сон. Я пришла в себя, наверное, очень быстро, компания шумела на лестнице, так и не поднявшись в квартиру. Это твой подарок, Иуда? Твое откровение? Право знать, что ты не предавал… Нет, должно же быть что-то еще, что-то, чего я не поняла до конца. Пальцы слегка покалывало, будто они затекли и теперь понемногу приходили в себя… Кажется, я оживала… Что там пообещал Господь Еве взамен кусочка яблока? И будут все ее дочери рожать детей в муках до конца времен и страшного суда… Не в муках, нет. Рожать. Детей. Господи, неужели? Вот он, последний подарок Иуды мне… Господи, неужели? На ватных ногах я дотащила себя до ванной. Стянула одним вверенным движением джинсы и труси. На их белоснежной поверхности распускались опьяняющими алыми маками несколько капелек крови… Такое неуместное в мире мертвецов право рожать жизнь. Взамен боли на меня навалилась тошнота. И всепоглощающая радость… 100 день от п.р. Агнец и 144 тыс. искупленных Солнце. Много солнца - теплого, пушистого, ласкового… Солнце полосками режет щеки, и мне кажется, что я гляжу на солнечный мир сквозь решетку… На самом деле - это травинки перед глазами, они слегка покачиваются, отчего решетка ежесекундно меняет свой узор. Оно такое теплое, выдуманное мной солнце Небо - голубое-голубое. И такое огромное, что мне кажется, будто в нем можно утонуть. Небо похоже на море, а море похоже на небо… Только вот ни один отчаянный путник не решился выплыть сегодня на небесные просторы на своей облачной лодочке. Если на палитре художника смешать голубую и желтую краску, то получится яркий зеленый цвет… Если смешать солнце и небо, то получится зеленая трава. Трава, качающаяся сейчас между мной и солнцем с небом. - Эй, Ирр, да ты спишь… - Нет, жду белого облака, на котором ко мне приплывет прекрасный принц… Принцы обычно на конях приезжают, а не на облаках… Я посмотрела в его бездонные глаза - такими же зелеными и мягкими, как утреннее море, они будут у нашего ребенка. У нас обязательно родится дочь - с россыпью веснушек по загорелым щекам, с маленькими острыми хищными зубками и со светло-золотистыми кудряшками, светящимися на солнце. Она станет новой Евой того мира, который мы сами себе построили. Я, пожалуй, так и назову ее - Ева. Счастье - это так просто. Никому не доверяй наших самых страшных тайн… Никому не говори, как мы умерли. А в остальном можешь смело делать, что хочешь… Теперь мне не холодно. Совсем не холодно, пропала зябкая настороженность, прятавшаяся в глубине костей, заставлявшая все время невольно вздрагивать. Тело словно научилось жить и функционировать в мире вечного мороза. Теперь мне не страшно. У меня есть право любить и жить, и право быть любимой… Я сквозь траву потянулась к Ларсу, нашла и сжала его руку… - Ты изменилась за последние дни. Очень сильно… - Почему ты так считаешь? - Ты стала мягче, Ирр… Мягче и нежнее. Мне кажется, что ты пытаешься что-то скрыть от меня, и за своей нежностью прячешь чувство вины. Разнеженность и лень с меня как ветром сдуло. Я вспомнила, почему решилась откусить от яблока. Перевернулась на спину и посмотрела в бездонные синие глаза: - Что ты имеешь ввиду, Ларс? Ты хочешь сказать, что я тебя обманываю? Он притянул меня к себе, провел рукой по волосам и дальше - по шее, по спине… - Не обманываешь, милая… Просто не говоришь всего. Но мы уже начинали этот разговор, давай не будем снова к нему возвращаться. Я кивнула. Давай не будем. Оставим друг другу право на маленькие личные тайны, в которых так нуждаемся. Вот только я, пожалуй, расспрошу Кэт, что же она все- таки узнала от Элизы и виделась ли с ней… Трава под нашими телами смялось, и солнце лениво ползло вдоль моего позвоночника, и дальше, к горизонту. Сказано - сделано. Кэт я решила навестить следующим утром, тем более что в ее убежище, как ни зазывал меня туда Ларс, я не была еще ни разу. Мне по-детски хотелось взглянуть на квартиру Кэт, увидеть ее отражение в этом мире, какие-то мелочи, которых я никогда не пойму другим способом. Что она притащила из прошлой жизни? Я постучала, но на мой стук никто не ответил. Упрекая себя в том, что любопытство - не порок, но крайне большое свинство, я сунула толкнула дверь и сунула нос в образовавшуюся щель. Тихо… Так тихо, что я слышу дыхание. Двойное дыхание спящих людей, переплетенное в одну алую нить. Я знаю, когда так дышат - уснув в обнимку после бурного секса, когда глаза закрываются от усталости друг от друга, а руки еще тянутся, тянутся… Ларс? Неужели он все-таки изменяет мне с этой, этой… Я должна знать правду. Какой бы она ни была - пусть даже мне безумно больно, так больно, что невозможно дышать. Пусть даже рухнет весь мир, в основе которого лежат мои маленькие страхи и желания. Я тихонько открыла дверь шире и шагнула в комнату. В комнату, пропахшую потом, сигаретным дымом и чужой страстью. Они лежали на ковре цвета опавших листьев рядом. Темная кожа спящей Кэт отливала матовой бронзой, и рука Ижена на ее бедре казалась почти ослепительно белой. Адам и Ева, уснувшие в раю. Я невольно почувствовала себя змеем-искусителем, прячущимся в кронах райского сада. Змеем, готовым обмануть и предать. Дверь, мое ненадежное прикрытие, предательски скрипнула. Я выскользнула на улицу, пробежала несколько кварталов и рухнула на бордюр тротуара, поджав под себя ноги. Увиденное требовало серьезного переосмысления ситуации, к которой я привыкла. Я не ожидала этого от Ижена, считая его почти своей собственностью. Я не ожидала этого от Кэт, так по-детски влюбленной в Ларса. Вот разгадка всех ссор, всех внезапных стычек и недомолвок, которым я так удивлялась… А Ларс, похоже, знал с самого начала. Нет, не Адам и Ева - два диких зверя, сплетшихся в объятьях… Нашедшие друг друга в пустой саванне звери, Но меня напугала не случайно подсмотренная постельная сцена. Меня напугала квартира Ксении. Точная копия моего дома из прошлой жизни. Вплоть до ковра под цвет моих волос и рисунков на стенах… Еще одна загадка этого мира, не имеющая ответа? Или все-таки странная случайность, совпадение, вымышленный моим подсознанием сон? Я посмотрела в пустое небо. Что ты хотел этим мне сказать? Что я должна понять? - Ты знал? - Знал что? - Что твой обожаемый Котенок спит с Иженом? - Конечно, знал… Ларс выглядел абсолютно невозмутимым. Я же начинала злиться… - А почему мне не сказал? - А надо было? Они сами бы тебе сказали рано или поздно… А что ты так злишься? Ревнуешь? Он покосился на меня подозрительно, и в зеленых глазах вспыхнул недобрый огонек упрека. И несправедливой обиды. Все-таки какой он еще мальчишка, боже правый! - Нет, не ревную, просто чувствую себя недостойно обделенной вниманием. Почему-то от меня всегда скрывают все секреты Полишинеля… А это как минимум несправедливо. - Несправедливо было бы, если б они тебя на свадьбу не позвали… Я не понимаю, почему ты дуешься? Или ты не хочешь пожелать им счастья? - Помнишь первое правило нашего мира, Ларс? Никогда не желай счастья… - Правила для того и созданы, чтобы их нарушать, Ирр… Я бы совсем не стал возмущаться, пожелай счастья кто-нибудь нам с тобой. - Знаешь, пожалуй, мне надо побыть одной… Осмыслить кое-что… Ты не против? - Не против, мне тоже иногда нужно одиночество… Я слышала, как хлопнула дверь подъезда, и хотела посмотреть ему вслед. Белая фигура моего последнего ангела исчезла в темноте быстро, и только эхо его шагов и какой-то незнакомый мотив долетали до меня еще несколько секунд. Стекло приятно холодило лоб, и я простояла так