— Нет… пожалуй. — Я сел. — А… что… это действительно?

— Да-да, вы не ошиблись. — Он кивнул. — Мы поместили вас пока в реальности мальчика. А по поводу своего возвращения не беспокойтесь.

Он говорил по-русски так же чисто, как Рихеза, но нечто в его речи настораживало. Может быть, его любезность? Рихеза любезной не была. И вообще все вокруг, несмотря на свой неоспоримо подлинный вид — дрова, трещавшие в камине, камень, шкура, упомянутый сквозняк, — все больше будило мою подозрительность.

— Что это за место? Или… может быть, я не должен спрашивать?

— Нет, почему же. Я нахожусь здесь, чтобы по мере возможности удовлетворить ваше любопытство. Это место мы условно называем Замок. А меня можете называть Посредником. Тоже условно, конечно.

Теперь я понял, что мне казалось странным в его речи. Артикуляция у него не совпадала с произношением. Как в кино при дубляже. Словно говорил кто-то другой. И все это — наваждение?

— Следует отметить сразу — вы попали сюда в результате ошибки. Ошибки преступной. О, я не виню вас. Ваше любопытство простительно. Но Рихеза злоупотребила своей силой. Она, если можно так выразиться, не прошла через стену, а пробила ее. Трудно представить, что могло бы произойти, не будь с вами мальчика. Если бы вы действительно должны были прийти к нам, вы бы оказались в мире, соответствующем вашим представлениям. А в вашем случае приходится давать объяснения. Для этого я здесь и нахожусь.

— Но ведь так не бывает — войти в подворотню, а выйти в другом измерении!

— Да, — вежливо подтвердил он. — Не бывает. Я, например, этого не могу. — Он на мгновение остановился. — Видите ли, и вы, и я — каждый из нас живет в своем мире. И вы, и я строим этот мир собственными силами, правда, разными средствами, но, в сущности, разница между нами не так уж велика. Однако есть люди, способные существовать в разных мирах, точнее, свободно переходить из одного в другой. У вас их функции многоразличны. У нас — одна.

— Какая же? — спросил я и вспомнил ответ Рихезы: «А вот эта самая».

— Это трудно определить кратко… ну, если угодно, помощь. Их чувства предельно обострены, иначе они не могли бы определить точку перехода. И, найдя такую точку, они могут перейти свободно, не прибегая к дополнительным приспособлениям, как другие…

«А что такое «другие»?» — хотел было спросить я, но почему-то догадался, что он мне не ответит.

— Но когда они служат сопровождающими, для перехода нужны определенные условия. Однако их обостренные чувства имеют порой побочный эффект…

Он был мягок и предупредителен. Ничего общего с замкнутой Рихезой, и все же любой человек, мне кажется, в трудную минуту предпочтет, чтобы рядом оказалась Рихеза, а не Посредник.

— Значит, все-таки ангел, — сказал я. Он сделал отрицательный жест.

— Ангелы не страдают.

«Не страдают…» Выходит, они способны заставить страдать?

— Рихеза! Что с ней?

— Она здесь, — успокаивающе сказал он, и Рихеза тут же появилась, как будто все время была рядом, хотя до этого я ее не видел. Впрочем, вероятно, она просто стояла в тени. Однако вид ее заслуживал внимания, хотя бы потому, что был иным, чем обычно. На ней было темное платье до пола, а на плечах — какая-то меховая хламида. Волосы у нее были длиннее и светлее, чем раньше, а лицо — бледнее. Но это была она, без всякого сомнения.

Должно быть, мой взгляд все-таки выразил удивление, потому что первые ее слова были:

— Что смотришь? Я так и должна выглядеть здесь. Все они переделывают меня… перемалывают — там, здесь, где я задействована сообразно плану… А я все та же.

— Что это, Рихеза?

— Это? — Она обвела рукой пространство. — Замок. Большая площадка для игр маленького мальчика. Ты хочешь спросить, где он? Он рядом, но ты не увидишь его. Он получил то, что хотел. И она получала. Мальчику нужны приключения, женщине — покой. Пожалуйста — хватило бы сил. Но ты не смог… Если бы ты сумел, сейчас бы здесь была иная реальность. Твоя собственная, такая, как хочешь.

— Но ведь нельзя все исполнить!

— Можно, — сказал Посредник. Пока говорила Рихеза, я забыл о нем, как не было его, а теперь он опять появился, а Рихеза отошла в тень, исчезла. — Все можно, при условии, что не будет нарушен нравственный закон, единый для всех. Однако она права — мало быть несчастным, нужен особый строй души. Хотя для нее важнее первое, а для нас — второе. И все равно этого мало. Вы ведь так и не поверили до конца. Что бы вы ни увидели и ни услышали здесь, вы потом придумаете правдоподобное объяснение. Над вами довлеет распространенное представление о призрачности вымысла. А человек двух миров — реальный образ. Такой реальный, что достаточно малейшей смены ракурса, чтобы стать нереальным. Поэтому ему везде дорога и открыта. А кому больше открыто, тот должен соблюдать более строгие запреты. Впрочем, я догадываюсь, на чем вы сыграли — на жалости…

— Не то, не то! — вновь раздался голос Рихезы. — Желание помочь — это не жалость. Жалости вообще не должно быть. И меня никто не смеет жалеть. Потому что помочь может только сильный, а жалеть сильного — это свыше всяких сил.

— Сказано достаточно. Сила есть сила, и в конце концов это ее вина, не ваша. Она приняла на себя такую ответственность, но трагический исход был предопределен — и закончим наш разговор.

— Уже?

— Да. Дело не в том, что вы находитесь здесь незаконным образом, а в том, что чужая реальность не сможет вас долго удерживать. Она вас просто вытолкнет, а там мы уже бессильны.

— Хорошо… закончим… А что будет с Рихезой? Она понесет наказание?

— Ее наказание в ней самой. Вы слышали, что она сказала? Мы не можем судить ее.

— Она сказала «жалеть».

— Судить, жалеть — какая разница? — Он встал. — Мы не можем судить таких людей. Они и без того несчастны.

Я увидел римско-монгольское лицо, выступающее из темноты.

— Пора возвращаться. Время. И скоро мы расстанемся.

— А потом, Рихеза?

— Потом? Не знаю. Думаю, что ничего. Я все время ждала, что он скажет слово, которое сейчас у тебя на уме, а он не называл его и все ворчал о несчастье. Помнишь, как я рассказывала о моделировании реальности? Так вот, для здешних — это не просто единственный род творчества. Это жизнь. А для вас — все-таки модель. Иллюзия реальности. Все в определенный момент ищут утешения в иллюзии. Но когда возобладает то, что для вас реальность… Потом сами поймете.

— А ты поняла?

— Понять и смириться — не одно и то же.

Когда я вернулся, накрапывал дождь и дул пронизывающий ветер. Так незаметно подкрадывалась к нам осень. Было уже совсем темно, и я не заметил, как растаял в арке двора черный комбинезон.

Первое, что я сделал, вернувшись из своего неудачного путешествия в невозможное — лег спать и спал долго, как выздоравливающий после тяжелой болезни. Естественно, что наутро все произошедшее показалось мне сном. А после — как он был прав, мой любезный собеседник! — я начал подбирать правдоподобное объяснение. О, усомниться в существовании Рихезы я не мог. Но дальнейшее? И я вспомнил о мифической фигуре подруги-двойника. «Воображение у нее было совершенно гипнотическое. Могла убедить кого угодно в чем угодно», — так, кажется, сказала Женя. Во всяком случае, слово «гипнотический» было произнесено. И еще: «Когда я увидела Рихезу, то подумала, что это она и есть». А если предположить, что никакой Рихезы-ангела и вправду не существовало, а была все та же университетская подруга? И если она могла убедить меня в существовании мира смоделированных реальностей (она ведь изучала философию) — меня, взрослого дядю с высшим образованием, то маленького мальчика и женщину с расшатанными нервами — и подавно. Или Женя сама принимала участие в этой мистификации? Вряд ли. Проверять ее мне не хотелось. Вероятнее всего, она тоже что-то видела…