ножек агрегата и не собирался ее выпускать. Очки слетели, изо рта текла кровь. Но голова, тем не менее, оставалась ясной. Он подумал, что понимает, как, должно быть, чувствует себя раненый зверь, на которого накинулись стервятники.
Робби Фолкнер собрался с духом и ринулся в бой, но Пако круто развернулся и – один, два, три быстрых удара – расквасил Робби нос. С коротким слабым криком парнишка повалился на пол.
На полу Светофор пытался уползти от Хуана Диегаса, который снова принялся атаковать игральные автоматы. «Прекратите! Прекратите, ради Бога!» – вопил скорчившийся в углу Кеннишо. Светофор, у которого глаз заплыл, а щека была распорота чьей-то печаткой, заметил впереди открытую дверь, вскочил на ноги и выбежал на улицу. Позади Хуан взревел «Круши!» и перевернул автомат «Меткий стрелок», из которого посыпались синие искры и хлынула рвотная масса четвертаков.
Светофор без остановки проскочил полицейский участок. Дело касалось только Отщепенцев, и он точно знал, что делать.
– Она, да? – глаза Рика потемнели и стали свирепыми. – Что она с тобой сделала?
– Нет, не то. Мне просто пришлось…
Он взял ее правую руку в свои. Ладошка оказалась сухой и растрескавшейся, ногти обломанными – у Миранды были руки работницы, а не ученицы средней школы Форт-Уорта.
– Понятно, – взвинченно сказал Рик. – Она заставляла тебя драить полы.
Миранда пожала плечами.
– После школы я подрабатывала в нескольких семьях. Не так уж много. Просто подмести, помыть посуду и…
– Вывезти мусор какого-нибудь жирного гринго на улицу?
– Но это же работа. – Она выдернула руку. – Это не она придумала. Я.
– Ага. – Рик язвительно улыбнулся. – Ты, значит, вкалывала горничной, а она рассиживалась и ждала, пока явится ее альфонс, да?
– Перестань. – Глаза Миранды встретились с глазами брата. – Перестань, и все. Ты не знаешь, значит, не тебе судить.
– Я знаю! Черт побери, я же читал твои письма! Они все у меня! Может, ты так и не написала об этом, но я отлично умею читать между строк! Она – никчемная путана, и не понимаю, почему ты так долго жила у нее!
Миранда молчала. Она вернула кардинала на его место на полке.
– Никчемных людей не бывает. Поэтому я не уезжала.
– Ага. Ну, спасибо Пресвятой Деве, что она не успела и тебя сделать шлюхой!
Она прижала палец к его губам.
– Пожалуйста, – взмолилась она, – давай говорить по-человечески, ладно?
Рик чмокнул ее в палец, но глаза оставались задумчивыми.
– Смотри, что я сохранила! – Миранда подошла к чемодану, расстегнула замки и рылась в вещах, пока не нашла многократно сложенный лист бумаги. Она принялась осторожно разворачивать его, и Рик увидел, что лист проклеен по швам скотчем, чтобы не развалился. Он знал, что это такое, но позволил сестре развернуть и показать. – Видишь? Почти как новый.
На бумаге был автопортрет, сделанный пастелью примерно три года назад: нарисованное толстыми агрессивными линиями лицо (тогда я выглядел куда моложе, подумал он), множество черной тени и красных бликов. Теперь портрет показался ему чертовски дилетантским. Он сделал его примерно за час, глядя в зеркало у себя в комнате.
– Ты еще рисуешь? – спросила Миранда.
– Немного. – В комнате Рика, в коробке под кроватью, лежали десятки набросков пастелью, почти все – на линованной бумаге из тетрадок: Окраина, пустыня, Качалка, лицо бабушки. Но это было то личное, о чем знали только Миранда с Паломой. Вешать в доме свои рисунки Рик отказывался из боязни, что их могут увидеть другие Гремучки.
– У тебя талант, надо же что-то делать, – настаивала Миранда. – Тебе нужно поступить в художественную школу или…
– Хватит с меня школ. Завтра – последний день, а потом все.
– И что ты собираешься делать?
– У меня уже есть хорошая работа в хозяйственном. – Рик ни в одном письме не упоминал, что работает подручным на складе. – Я… э… работаю в инвентаризационном контроле. Может быть, смогу начать писать дома, по выходным. Художник, который быстро рисует дом, может заколачивать неслабые деньги.
– Ты способен на большее, сам же знаешь. И вот это говорит о том же.
– Она подняла автопортрет.
– Больше никаких школ, – твердо сказал Рик.
– Мама всегда говорила, что ты… – Миранда осеклась, понимая, что идет по краю минного поля, а потом продолжила, – упрямый, как мул.
– Она была права. Раз в жизни. – Он смотрел, как Миранда осторожно складывает и убирает портрет. – Так что случилось? – спросил он сестру и стал ждать подробного рассказа, хотя и знал, что эта история разобьет ему сердце.
– Коди! Коди!
Коди, убиравший инструмент из ремонтной зоны, оторвался от своего занятия. К нему, спотыкаясь, чуть не падая, приближался Светофор, лицо которого превратилось в кровавую маску. – Они убивают его, Коди! – сказал Светофор, с трудом переводя дыхание. Он согнулся, собираясь стошнить, и бетон забрызгали капли крови. – Пацана мистера Хэммонда. Рентгена. Гремучки. Они в зале игровых автоматов, убивают его, мужик!
– Сколько их? – По жилам хлынула ледяная вода, но под черепом горячо запульсировало.
– Не знаю.
Коди подумал, что Светофору, должно быть, вышибли все мозги.
– Пять или шесть. Может, семь.
Мендоса, считавший деньги в кассе, теперь вышел наружу, увидел окровавленное лицо мальчугана и, разинув рот, остановился как вкопанный.
Коди не медлил ни минуты. Он снял со стены кожаный ремень, с которого свисал набор гаечных ключей, крепко затянул его вокруг талии и застегнул.
– Дуй и отыщи Танка, Бобби Клэя Клеммонса, Дэйви – всех, кого сможешь. Живо! – Светофор – послушный солдат – кивнул, собрался с силами и убежал. Коди в мгновение ока очутился на мотоцикле, и крик Мендосы «Коди! Погоди!» утонул в выстрелах мотора. Коди умчался в темноту.
– А, чтоб тебя! – Мендоса побежал в контору к телефону и торопливо набрал номер шерифа. Ответил один из ночных дежурных, Лилэнд Тил, и Мендоса начал объяснять, что сейчас произойдет столкновение между командами подростков, но Тил терял драгоценные секунды, роясь в поисках карандаша и бумаги, чтобы записать сообщение.
Коди затормозил перед залом игровых автоматов так резко, что мотоцикл занесло. Чувствуя внутри холод, с горящими глазами, он решительно переступил порог, и его взору предстала бойня.
Перевернутые игральные автоматы плевались на пол искрами. У одного Рубен Эрмоса пинком выбивал стекло, а в глубине зала старый Кеннишо стонал «Нет… прошу вас… не надо…». Хуан Диегас, изловив какого-то пацана (Робби Фолкнер, что ли, подумал Коди) методично возил его лицом по полу, оставляя кровавые полосы. Остальные ребята жались к задней стене зала.
А Пако Ле-Гранде с разбитым носом пинал Рэя Хэммонда, который свернулся клубком под пинболльным автоматом и отчаянно пытался защитить гениталии. В плечо Рентгену ударил здоровенный армейский башмак. Коди услышал, как Рэй зашипел сквозь стиснутые зубы, и сказал: «Хватит.»
Пако перестал пинать Рэя, обернулся и расплылся в ухмылке. Рубен Эрмоса бросил уничтожать окружающее, а Хуан Диегас выпустил Робби Фолкнера, который остался лежать на полу, всхлипывая.
– Эй, мужик! – сказал Пако, показывая ладони. – У нас тут просто махонький междусобойчик.
