— Мы не тронем ни одного банкира, ни одного богатейшего плутократа, — безапелляционно заявил Октавиан.

— Что? Но у них же огромные деньги! — возразил Антоний.

— Именно, Антоний. В том-то и суть. Пожалуйста, призадумайся. Проскрипции — это кратковременная мера, направленная на то, чтобы наполнить казну, они не могут длиться вечно. Последнее, чего мы хотим, — это лишить Рим финансовых гениев. Они всегда ему будут нужны. Если ты считаешь, что какой- нибудь грек-вольноотпущенник вроде Хрисогона Суллы заменит Оппия или Аттика, значит, у тебя с головой не в порядке. Посмотри на вольноотпущенника Помпея Магна, Деметрия, купающегося в деньгах. Он состоятелен, но не стоит шнурка в ботинке Аттика, если сравнить их финансовые обороты. Поэтому мы внесем в списки Деметрия, а Аттика — никогда. Мы не тронем ни Аттика, ни Секста Перквитиена, ни Бальбов, ни Оппия, ни Рабирия Постума. Первые двое просто нейтральны и делают деньги, но остальные держали сторону Цезаря еще в те времена, когда он не был действенной политической силой. Какими бы огромными ни были их состояния, они наши люди. Их деньги постоянно прокручиваются, обогащая в первую очередь Рим. Мы можем внести в списки Флавия Гемицилла и, например, Фабия — оба банковские фавориты Брута. Но финансовые столпы Рима должны быть неприкосновенны.

— Он прав, Антоний, — еле слышно проговорил Лепид.

Антоний слушал. Теперь он думал, губы его шевелились, светлые брови хмурились. Наконец он произнес:

— Я понял, что ты имеешь в виду. — Он втянул голову в плечи и притворно затрясся. — Кроме того, если я трону Аттика, Фульвия меня убьет. Он поддерживает ее с тех пор, как меня объявили изгоем. Но Цицерона необходимо как следует проучить. То есть отрубить ему голову, ясно?

— Абсолютно, — ответил Октавиан. — Мы, разумеется, не упустим и богачей. Кое-кто богат просто сказочно. Их деньги быстро пополнят казну. Конечно, когда дело дойдет до продажи имущества, мы выручим меньше реальной его стоимости. Это показали аукционы Цезаря и Суллы. Но мы сможем задешево взять себе некоторые хорошие поместья. И поспособствовать нашим друзьям в этом деле. Лепиду, например, надо компенсировать потерю его вилл и поместий, поэтому он не должен будет платить ни сестерция, пока ему не покажется, что баланс справедлив.

Напуганный Лепид несколько пришел в себя. Такой аспект проскрипций не приходил ему в голову.

— Земля для ветеранов, — сказал Антоний, ненавидевший эту неразрешимую проблему. — Я предлагаю конфисковать общественные земли городов и муниципий. Мы сможем объявить их враждебными Цезарю или обвинить в лояльности к Бруту и Кассию, ведь везде же читали приходящие от них письма. Венузия, дорогая старая Капуя, Беневент, несколько других самнитских гнездовий. Кремона в Италийской Галлии… и я знаю, как помешать Бруттию снюхаться с Секстом Помпеем. Вокруг Вибона и Регия мы организуем несколько солдатских колоний.

— Отлично! — воскликнул Октавиан. — Но я рекомендую не распускать все легионы после того, как кампания против Брута и Кассия будет завершена. Мы должны сохранить несколько легионов как постоянную армию. Пусть люди заключат с нами контракт, скажем, лет на пятнадцать. Объявлять набор каждый раз, когда нам нужно войско, — возможно, это и римский способ, во всем соответствующий mos maiorum, но это очень дорого стоит. Каждый раз, когда солдат демобилизуют, они получают наделы. Некоторые записывались и отпускались столько раз за последние двадцать лет, что накопили дюжину участков земли, которые они сдают в аренду или под пастбища. Постоянная армия может охранять провинции, постоянно там находясь, ее можно будет при необходимости посылать на войну без канители, без постоянных расходов на вербовку и новое снаряжение, без необходимости искать где-то землю…

Но это все было уже не для ушей Марка Антония, который пожал плечами и поскучнел. Он не умел фиксировать внимание на всяческих мелочах, в отличие от Октавиана.

— Да, да, но время идет, а я хочу покончить с этим сегодня, а не через месяц. — Он напустил на себя умный вид. — Конечно, мы должны иметь некоторые подтверждения нашей взаимной и доброй веры друг в друга. Лепид и я помолвили наших детей. Ты холост, Октавиан. Как насчет того, чтобы породниться со мной?

— Я помолвлен с Сервилией Ватией, — невыразительно произнес Октавиан.

— О, Ватия не обидится, если ты разорвешь помолвку! Старшей дочери моей Фульвии, Клавдии, восемнадцать лет. Подойдет? Потрясающий набор предков! Юлии, Гракхи, Клавдии, Фульвии. Учти, все это унаследуют твои дети. Ты не найдешь лучше родословной для них!

— Да, не найду, — с внезапной готовностью согласился Октавиан. — Считай меня помолвленным с Клавдией, если Ватия согласится.

— Не помолвленным, а женатым на ней, — твердо сказал Антоний. — Лепид проведет церемонию, как только мы вернемся в Рим.

— Как пожелаешь.

— Ты должен будешь снять с себя обязанности консула, — напомнил очень довольный Антоний.

— Да, разумеется, я сделаю это. Кого ты предлагаешь назначить суффектами до конца года?

— Гая Каррината старшим и Публия Вентидия младшим.

— Они — твои люди.

Проигнорировав это замечание, Антоний продолжил:

— Лепид пойдет на второй срок в следующем году, а Планк будет его младшим коллегой.

— Да, нам определенно надо иметь старшим консулом одного из нас на следующий год. А потом?

— Ватию делаем старшим, моего брата Луция младшим.

— Мне жаль, что Гая Антония уже нет.

Навернулись слезы. Антоний судорожно сглотнул.

— Я заставлю Брута заплатить за убийство моего брата! — гневно проговорил он.

В душе Октавиан думал, что Брут оказал всем большую услугу, избавив Рим от Гая Антония, этого жуткого олуха, но он принял сочувственный вид, а потом сменил тему.

— Ты подумал, как узаконить наше объединение? — спросил он.

— Через плебс, это обычное дело. На пять лет суперконсульские полномочия — imperium maius — даже в самом Риме. Вместе с правом назначать консулов. В пределах Италии мы все трое должны иметь равную власть и править вместе, но за пределами Италии, я думаю, наше влияние следует разделить в рамках провинций. Я возьму Италийскую Галлию и Дальнюю Галлию. Лепид может взять Нарбонскую Галлию и обе Испании, потому что я собираюсь просить Поллиона поехать легатом в мои провинции. Пусть на практике учится управлять.

— Тогда мне остаются, — мягко и даже с некоторой долей униженности сказал Октавиан, — обе Африки, Сицилия, Сардиния и Корсика. Э-э-э… зерноснабжение. Не очень хороший набор территорий из тех, о каких я слышал. Губернатор Африки Вет помаленьку воюет с губернатором Новой Африки, а Секст Помпей использовал отданный ему сенатом флот для того, чтобы забрать наши продуктовые транспорты задолго до того, как суд Педия осудил его.

— Недоволен тем, что тебе досталось, Октавиан? — спросил Антоний.

— Скажем так, Антоний. Я не буду жаловаться, если у меня будут полные и равные с вами права на командование, когда мы пойдем на восток — решать вопрос с Брутом и Кассием.

— Нет, на это я не согласен.

— А у тебя нет выбора, Антоний. Мои легионы ничего другого не примут, а ты не сможешь без них идти на восток.

Антоний вскочил с кресла и зашагал к воде, Лепид в испуге бросился следом.

— Успокойся, Антоний, — прошептал он ему. — Мы договариваемся на равных началах, по-твоему все быть не может. Он и так сделал большие уступки. И он прав в отношении своих легионов: они за тобой не пойдут.

Последовала длинная пауза. Антоний хмуро смотрел на воду, Лепид держал Антония за руку. Затем Антоний резко повернулся и возвратился на место.

— Ладно. У тебя будут равные с нами права в командовании, Октавиан.

— Хорошо. Значит, договорились, — доброжелательным тоном сказал Октавиан и протянул руку.

Из всех глоток на обоих берегах вырвался радостный крик. Триумвират стал реальностью.