Он был родом из Эмирдага. В этих краях почти каждый день совершались кровавые преступления. Здесь не встретишь человека, руки которого не были бы обагрены кровью. Причин убийств не перечислить: и похищение девушек, и ссоры из-за земли, межи, воды, и кровная месть.

Ему было около сорока лет. Большая семья на руках, много дочек и только один сын, который служил в армии. Заботы о хлебе сковывали, как тесная обувь. У него было два невозделанных поля по десять дёнюмов. Еще он мог лудить посуду.

Брата его убили. Поэтому он всегда был при оружии. Как говорится, держал палец на курке. Но враги тоже были настороже.

В каждом вздохе ему чудилась смерть, она все время витала над головой. В каждом съеденном куске, в каждом глотке воды таился призрак смерти. От судьбы не уйдешь. Если не он убьет, так его убьют. Даже во сне он находился во власти страха смерти. Ему снились оружие, выстрелы, кровь… Душа металась, как пойманная птица.

Однажды спалили стог на его поле. И взведенный курок спустился. Он знал, что отныне смерть будет его преследовать, как охотничья собака.

Как только раздался выстрел, он бежал. Дыхание перевел в Стамбуле. Жена и дети были вместе с ним.

В этом огромном городе можно найти укрытие — здесь его никто не знает. Но надо выдержать жестокую борьбу за существование. На несколько дней он нашел приют у родственника на окраине города. С его помощью удалось соорудить крохотную лачугу из ящиков из-под винограда и лимонов, где можно было приклонить голову.

Жена и старшая дочь Сырма отправились на поиски куска хлеба. Они ходили по людям стирать белье, а он рано утром бежал на рынок, на площади перед мечетью, где нанимали поденщиков. Поденщики с лопатами и мотыгами в руках собирались у стены. Взоры их были устремлены на надсмотрщика. Ему отдавали треть или даже половину дневного заработка — не то не даст работы вообще. Здесь процветало бесправие.

Сырма нашла в одном доме место прислуги. Работа ее считалась легкой: ей надо было ухаживать за прикованной к постели матерью хозяина, убирать комнаты, стирать белье, готовить пищу. Семья обрадовалась такой удаче: одним ртом меньше. К тому же Сырме обещали платит двести лир в месяц. Отныне отчаянные мысли не будут жалить, как скорпионы, мать в те дни, когда она не сможет найти работу. И она сумеет выкроить время, чтобы приготовить еду для семьи, постирать белье, прибрать в лачуге.

Мечта о постоянной работе не оставляла его: не нужно было бы делить дневной заработок с надсмотрщиком. Он умел хорошо лудить посуду и мог бы иметь свое дело. Но для этого нужен хоть какой-то закуток, а за него потребуют высокую арендную плату. И ему никогда не выпутаться из долгов. Он долго искал, но, не найдя ничего по карману, оставил надежды.

В нем еще жил страх быть настигнутым в один прекрасный день давними врагами. Этот страх и мечта о лудильне были неразлучны и не оставляли его ни на минуту. Своими мыслями он делился с женой и детьми, и все вместе мечтали о мастерской.

Дни шли своим чередом. И вот однажды Сырма вернулась домой с радостной вестью. В доме, где она работала, сдавался подвал.

Он побежал к хозяину дома. В подвал вела узкая лестница. Свет в помещение проникал только через дверь. Пол был земляной. Сквозь стены просачивалась вода… Хозяин просил три тысячи лир.

— Господин, прояви великодушие! — умолял он. — У меня нет сейчас таких денег, но в долгу у тебя я не останусь, поверь мне!

— Я сказал тебе первому, потому что Сырма здесь работает, а вообще-то желающих много, и деньги у них на руках.

— Господин, если бы у меня были деньги!.. Но откуда их взять? Сделай доброе дело, я готов на все, чтобы услужить тебе. Пожалей меня! А когда заработаю — отдам с лихвой!

— Нет! И слышать ничего не хочу! Ты не возьмешь подвал — другие возьмут.

Он ухватился за руку хозяина, но тот брезгливо оттолкнул его:

— Хватит торговаться. Денег у тебя нет, так есть дочь Сырма! Есть же она у тебя?