из Англии…

— Эй, Кязим! Где пепельницы? — крикнул староста сторожу.

Кязим принес пепельницы. Бог мой, что это были за пепельницы. Какие красочные, каких причудливых форм! Одна непохожа на другую. Я заглянул под донышко той, которую поставили передо мной, и чуть не икнул. Там значилось: «Made in Czechoslovakia». Я показал ее каймакаму, а каймакам — мне большую, изогнутую пепельницу, на донышке ее было выбито мелкими буквами: «Made in Italy».

— Браво, староста, пепельницы у вас одна лучше другой, — не вытерпел я.

— Мы любим гостей, — вымолвил он, поглаживая усы, — хотим, чтобы все для них было красивое…

Мы полезли в карманы за сигаретами.

— Нет, — остановил нас староста, — в этой комнате будете курить гостевые.

— Эй, Кязим, — крикнул он, — почему нет сигарет на столе?

Кязим куда-то убежал, но вскоре вернулся с картонной коробкой в руках и стал вытаскивать из нее сигареты — пачку за пачкой. «Salem», «Kent», «Pall Mall»[48] — все что ни пожелаете!

— Помилуй, староста, откуда это? — спросили мы.

— Угощайтесь, гости дорогие, выбирайте, что кому по вкусу… мы рады угодить гостям…

— Но ведь сигареты стоят денег, — сказал я.

— Боже мой, что вы говорите, сударь мой, ради гостей мы готовы и душу отдать.

Не успели мы выбрать по сигарете, а староста уже снова кричит Кязиму:

— Где зажигалки?

Кязим выложил на стол зажигалки. Каких только здесь не было — и газовые, и на батарейках!

— Чему вы удивляетесь? — недоумевал староста. — Гости приезжают к нам раз в сто лет, не прикуривать же им от спички?.. Вот газовая, вот электрическая. А эта — самовоспламеняющаяся…

Самовоспламеняющаяся пошла по рукам…

— Все это наше общее, деревенское, всюду инвентарные номера… — пояснил староста.

На столе появились стаканы… Что это были за стаканы! И бокалы из генуэзского хрусталя. Рюмочки совсем маленькие и чуть побольше, фужеры низкие, высокие, с ножками и без ножек, с рисунком и без рисунка… Целая коллекция хрусталя… Мы уже устали поражаться и быстро расхватали кто что успел…

— У меня тунисского производства, — выкрикнул писарь.

— А у меня японского, — отозвался я.

— А это чехословацкий, — сказал каймакам.

Мы смотрим в глаза старосте и ждем разъяснений.

— Что поделаешь? Очень уж мы гостей любим, — отвечает он.

За стаканами последовали тарелки — мелкие, глубокие, расписанные и гладкие — одна красивей другой… Да, староста решил сразить нас.

Подали на подносах цыплят, плов. На еду никто и не смотрит — подносы разглядывают…

— Это турецкая работа, — пояснил староста, — чеканка по меди, не стоит внимания, господа… Подносы принадлежит мне, а все остальное — общее, деревенское.

Когда Кязим принес столовые приборы, мы просто потеряли дар речи. Ложки — столовые, десертные, чайные. Ножи из чистого серебра… Все сверкает, блестит.

— Ложки тоже общие? — спросил я.

— Да, сударь мой. Дома мы едим деревянными… — ответил староста и крикнул: — Кязим, а салфетки гостям!

— Да не надо салфеток…

— Нее, господа, как же без салфеток?

Принесли салфетки — разнообразные по размеру, форме, рисунку…

— Это, вероятно, изделия деревенских девушек? — осведомились мы.

— Да нет, вот две греческие, та — французская, эти — египетские, а остальные я и сам не знаю откуда.

— Вы их купили на деревенские средства? — поинтересовался каймакам.

— Что вы, какие у деревни средства! Просто у нас очень любят гостей принимать.

Едва мы прикоснулись к еде, как староста закричал:

— Эй, Кязим, а где же напитки?

— Помилуй, староста, мы и так доставили тебе много хлопот, пить мы не будем.

— Не-ет, не выпить нельзя.

Кязим втащил большой ящик и достал из него бутылку виски…

— Здорово! — выдохнули мы все разом.

А староста сморщился, словно на стол поставили бутылку, в которую попали мухи, и закричал:

— Что это за виски! Достань другую бутылку!

Кязим запускал руку в ящик и доставал французское вино, венгерскую абрикосовую палинку, русскую водку, немецкое пиво… Стол превратился в международную выставку вин и напитков…

Ну как тут не выпить?! И мы начали пить. Староста сначала отказывался, но, когда на него насел сам каймакам, устоять не смог… Мы ели, пили, но всех мучило любопытство — не давал покоя вопрос: «откуда все это?»

— Мы очень любим гостей, — твердил свое староста.

— Ну, староста, за твое здоровье!

— А теперь за здоровье каймакама!

После очередной выпитой рюмки староста заговорил:

— Я вам все расскажу, господа. Деревня наша бедная. Мужики в город подались на заработки. Кто привратником устроился в министерстве в Анкаре, кто официантом в ресторане, кто швейцаром в отеле… Дай им бог здоровья! Вот и решили мы между собой: кто в деревню на побывку едет, должен из города подарочек захватить — для всей деревни… Еще ни разу не было, чтобы кто-нибудь слова не сдержал… Там, в Анкаре, без приемов ни дня не обходится… Вот и мы решили: угостим получше начальство — глядишь, и о нас вспомнят. Может, ссуду какую дадут или кредит…

Мы не знали, смеяться нам или плакать.

Нусрет — мой школьный товарищ. Ровно десять лет мы просидели с ним за одной партой. Не сосчитать, сколько раз я давал ему списывать задачки. Оба мы из-за материальных затруднений не смогли доучиться, то есть дошли до последнего класса, но почему-то свидетельства об окончании школы не получили. Начинали мы жизнь одинаково, но я так и остался рядовым гражданином, а Нусрет стал большим человеком в деловом мире. Правда, сейчас и меня и Нусрета называют беями [49], но между нами огромная разница.

Недавно на меня свалилась беда: у меня тяжело заболел ребенок. И я решил пойти к Нусрет-бею. Пятьсот лир, которые требовались на лечение, возможно, и не спасли бы моего мальчика, но надежда никогда не покидает человека.

У порога меня встретил привратник.

— Мне нужно повидать Нусрет-бея, — сказал я.

— Нусрет-бея из бухгалтерии? — спросил он.

— Ей-богу, не знаю. Мне нужен Нусрет Туна.

— А, спрашиваете нашего хозяина… Подождите, я доложу. Как сказать?

— Скажи, товарищ по школе, он сразу догадается.