Наверняка эта тема муссировалась ими, как полагается, в бесконечных телефонных разговорах, долгими зимними вечерами – вдвоем, за десятой по счету чашкой чая или уже не первой рюмкой коньяка, в ожидании возвращения обманутого мужа…

Думать об этом было неприятно. И все же, лучше знать, чем теряться в догадках. Нужно выяснить все как можно быстрее – чтобы дурацкое многоточие и бесконечные вопросительные знаки в забытом отрезке ее прошлого превратились наконец в точку. В большую, жирную и самоуверенную точку. Иначе она не успокоится! Только как найти Марину?

В день выписки из больницы Марина звонила домой. Инга знала об этом, потому что ей сказал Павел. Но они с Павлом еще по дороге решили, что до поры до времени все визиты сочувствующих друзей и любопытствующих родственников придется отменить. Без срока давности. До тех пор, пока Инга сама не захочет увидеть кого-то.

Возможно, этого никогда не случится, тоскливо подумала Инга в тот первый вечер. Ей совсем не хотелось в третий раз подряд испытывать эту тупую боль беспомощного и в то же время беспощадного неузнавания. Не хотелось снова слышать «о господи, Инга» – больше ни от кого.

Теперь все круто изменилось. Только как сказать об этом Павлу? Как объяснить внезапно возникшее желание пообщаться с подругой, если только сегодня утром она скривилась при одной мысли о том, что Павел задумал пригласить кого-то в гости? Или не нужно ничего объяснять?

Оказалось, что за эти две недели нераздельного существования она узнала своего мужа не настолько хорошо, как ей казалось. А если он что-нибудь заподозрит? Но это – только в том случае, если ему вообще есть, что подозревать. Судя по всему, никаких оснований для подозрений у Павла нет. А если они есть, и он их просто очень тщательно скрывает?

Впрочем, тут же подумала Инга, можно ведь запросто обойтись и без него. Номер Марины наверняка имеется в ее записной книжке, которая все это время лежит на виду, на тумбочке в прихожей, рядом с телефонным аппаратом. Коричневый кожаный блокнот с оттиском египетских иероглифов и фактурным изображением фараона до сих пор не вызывал в душе никаких эмоций. У нее даже мысли не было в него заглянуть. Теперь эта мысль появилась, заставила ее вскочить с дивана и уронить на пол альбом с фотографиями.

Альбом шмякнулся на пол разворотом вниз.

Переплет не повредился, только одна фотография, вложенная между страницами, оказалась примятой. Инга слегка разгладила ее, отыскала в конце альбома пустой целлофановый конверт и заправила внутрь. Фотография была красивой и яркой, как открытка – необыкновенного сине-зеленого цвета море, круглый желток восходящего солнца вдалеке, над самой водой. Волосы у Инги подсвечены солнцем, кажутся золотыми. Павел рядом, держит ее за руку и спокойно улыбается. Семейная идиллия. Невозможно даже представить, что в жизни этих двоих присутствует кто-то третий. Третий здесь определенно был бы лишним…

Усилием воли ей все-таки удалось заставить себя не углубляться пока в эту тему.

Номер телефона Марины Поздняковой нашелся сразу.

Он был записан почему-то на самой первой странице. Там, где по идее должны были записываться номера телефонов на букву «А». Видимо, подобное разумное разграничение казалось Инге бесполезным – пролистав несколько страниц, она обнаружила, что записи делались без оглядки на алфавит. Быстро пробежав записи глазами, она, конечно же, не обнаружила ни одного знакомого имени. И пояснения, часто встречающиеся в скобках рядом с номером телефона, ей тоже ни о чем не говорили. «Галя (Наташина)», «Толик (сосед Ирины)», Нина Михайловна (мама ДК)», «Вера (у которой кошка)»…

Интересно, если бы Инга Петрова решила записать в блокнот номер телефона своего любовника, как бы она его обозначила? «Авдотья Ильинична, бабушка тети Светы, соседки дяди Игоря, у которого собака»?

Ничего похожего в блокноте не обнаружилось. И фамилии Горин в нем не было тоже. И даже имена Сергей и Андрей отсутствовали в принципе.

Хотя конечно же, это ни о чем не говорило. Надо быть совсем круглой дурой, чтобы записывать в блокнот номер телефона любовника. Инге почему-то казалось, что совсем круглой дурой она не была. Что если и записала она этот номер в блокнот, то вскоре, одумавшись, наверняка страничку с номером телефона вырвала и сожгла, а пепел по ветру развеяла. А может быть, даже скатала в шарик и съела. Для верности. Предварительно выучив номер телефона наизусть, как полагается уважающему себя бойцу невидимого фронта.

Представила себя, лихорадочно пережевывающую бумажный шарик. Почему-то было совсем не смешно.

Еще несколько минут она бесцельно листала страницы блокнота, постоянно натыкаясь на непонятные сокращения или слишком подробные пояснения. Потом вернулась наконец на первую страницу, несколько раз мысленно проговорила номер телефона, который предстояло набрать и, почти не задумываясь – что же, собственно, она сейчас скажет Марине Поздняковой – потянулась к трубке.

И в этот момент трубка зазвонила.

Это было настолько неожиданно, что Инга от испуга выронила блокнот.

Не было ничего особенного в том, что телефон звонил. С тех пор, как она вернулась домой из больницы, этот телефон звонил каждый день по десять раз. Если бы зазвонил пылесос или кухонный комбайн – тогда, пожалуй, можно было бы удивиться. И даже испугаться. И начать воображать себе всякую чертовщину. Но телефон – на то и телефон, чтобы звонить.

Но стойкое ощущение, что этот странный аппарат все это время наблюдал за ней, выжидая, когда же она протянет к нему руку, чтобы разразиться протестующей трелью, Ингу не покидало. Окончательно растерявшись, она стояла и смотрела на телефон, мигающий зеленым огоньком. Он все не утихал – видимо, кому-то было сейчас очень нужно дозвониться до Инги. Только – кому?

«Еще три звонка, – мысленно пообещала себе Инга. – Нет, не три… Четыре. Еще четыре звонка – и я снимаю трубку. Если она сама не успеет замолчать…»

После четвертого звонка последовал пятый. За ним шестой и седьмой. Восьмой оборвался, почти не успев начаться – она все-таки подняла трубку с базы и прислонила к уху. На то, чтобы сказать «алло», у нее уже не хватило сил.

Голос в трубке оказался мужским, незнакомым и официальным.