— Чтоб точно, указать не могу. Пили тогда белую, а портвейна, значица, моя норма — бутылка.

— Пол-литра? — уточнил Владимирский.

— Нет, большая, — поправил Луньков.

«750 граммов портвейна» — записал на листке Владимирский, что не совсем соответствовало истине, так как в здешние магазины популярные вина поступали исключительно в бутылках по 0,8 л.

— Так с, следовательно, вы выпили водки, скажем, граммов пятьсот, после этого легли спать и увидели сон, который затем стал регулярно повторяться.

— Поболе чем пятьсот будет, — подумав, сказал Луньков. — Три стакана гладких, это я точно выпил. Потом, значица, еще вроде добавлял…

Владимирскому эта арифметика напомнила о вчерашнем. Сколько же на его долю пришлось? Было их семеро, а армянского пять бутылок, потом перешли на молдавский — Сергей Семенович, председатель рай потребсоюза, докладывал Ивану Акимовичу, что взял полдюжины, одну на утро предусмотрительно оставил Юрий Евгеньевич, итого пять литров, пили все поровну, получается на каждого приблизительно 715 граммов. Да… Учитывая возраст, солидно. Но после финской баньки, да купания в озере, да под тройную уху коньяк шел замечательно! Что ни говори, а на природе жизненный тонус больше…

Профессор, как показалось Лунькову, укоризненно покачал головой и строго произнес:

— Давайте оставим эти расчеты. Дело, собственно, не в дозе. Существенно, что сон приснился вам в состоянии сильного алкогольного опьянения. Ну, а в последующем он тоже снился исключительно после принятия спиртного?

— Да после того раза почти каждый день снится, — вздохнул Луньков, — И после принятия, и без него.

— Почти? Следовательно, иногда и не снится?

— Вот тут три дня аврал у нас был, объект сдавали, так ничего не снилось — уставал, значица, сильно.

«Нет, пожалуй, он не хроник», — подумал Владимирский. И решил прояснить:

— А не бывает так, что сюжет этот видится вам и когда бодрствуете? Или, скажем, встает перед глазами человек, которого вы расстреливаете?

— Да что я, псих, что ли? — обиделся Луньков.

— Ну, почему же? — успокоил профессор. — И у здоровых людей случаются галлюцинации. То есть видения, — счел нужным объяснить он. — Просто это результат переутомления нервной системы.

— Ас чего у меня-то ей переутомляться? — искренне удивился Луньков. — Я же плотником работаю, не в кабинете сижу.

— Оригинально! — не смог сдержать улыбки Владимирский. — Раз так, покончим с этим вопросом. Скажите, а раньше страшные или, как вы говорите, дурные сны вам снились?

— Нет.

— А что вообще снилось?

— Да так, чтоб запомниться, ничего не снилось. Чаще всего, значица, будто по грибы хожу, а то рыбалю. Сынишка как-то приснился в военной форме — это когда из части его фотографию у знамени прислали.

«Все-таки не надо было моего балбеса от армии спасать, — подумал вдруг Владимирский, — Мать убедила: пусть еще годик в институт поготовится. Вот он и готовится по ресторанам да с магнитофоном балдеет, когда дома. Нет, надо что-то делать с парнем, пока не стал он законченным тунеядцем…»

— Позвольте еще несколько вопросов. Сон этот снится вам один и тот же буквально во всех деталях, или бывают вариации?

— Бывают, — немного подумав, сказал Луньков. — Пару раз я его штыком пробовал. Вместо автомата, значица, не пойму, откуда взялась винтовка со штыком. И вот колю я его, а достать не могу. Делаю выпад, как учили, а все не достаю. А он щерится и щерится…

— И какие чувства, мысли у вас в этот момент?

— Какие мысли? Думаю: убить его, гада, надо, а не могу. И злюсь, значица. И кричу от злости. Тут жена и толкает, недовольна, значица, что спать ей мешаю. Перевернусь на другой бок и уж до утра никаких больше снов не вижу.

— Так-с, ну а теперь давайте поищем те события в вашей жизни, которые, так сказать, спровоцировали этот сон. Ведь сны, если хотите, отражение действительности. Иногда очень реалистическое, например, когда вы рыбачите — не так ли? А порой весьма фантастическое — людям снятся чудовища, которых не существует в природе, но и они, представьте, сконструированы, если можно так выразиться, из реальных деталей…

Луньков слушал внимательно, чуть приоткрыв рот, как слушает сказку маленький ребенок, и Владимирский незаметно увлекся и долго рассказывал о природе сновидений, пока его взгляд не упал на часы, и он к досаде своей обнаружил, что прошло уже не двадцать минут, как рассчитывал, а добрых полчаса. Обязав себя не делать больше никаких лирических отступлений, профессор повел дело к концу.

— Итак, у вашего сна тоже должна быть реальная основа. Прежде всего, думаю, не ошибусь, если скажу, что человек, которого вы во сне расстреливаете, вам знаком и, очевидно, несимпатичен…

— Да нет, — потупился Луньков, — вся беда, что незнакомый. Ни имени не знаю, ни фамилии, один раз, значица, всего видел. С докладом он у нас выступал на Восьмое марта. Чернявый такой, полный. Откуда-то из области прислали. Я толком и не слыхал, о чем он говорил. Нас с объекта сняли, в клуб привели, чтоб, значица, народу поболе было. Ну, а мы в рабочей одеже — не вперед же лезть, сели в самом конце, где плохо слышно.

— Припомните, — не желал расстаться со своей версией Владимирский, — может, докладчик вызвал чем-то вашу неприязнь. Вот то, что он говорил невнятно, — это вполне могло стать причиной невольного раздражения…

— Да нет, — твердо сказал Луньков. — Докладчик, значица, обыкновенный, с чего это мне неприятность к нему испытывать. Мне, наоборот, сейчас перед чело веком совестно. Во сне-то я его все убить хочу, а днем на работе вспомню и неловко, значица, на душе: мужик, может, хороший, семейный, детишки, может, у него, а я его жизни хочу лишить.

— Ну, бог с ним, — успокаивающе махнул рукой Владимирский и пристально посмотрел на пациента, — А вот расстреливать на фронте вам приходилось?

— Не пришлось, — тихо ответил Луньков, но тут же, решив ничего не утаивать, как жена наказывала, добавил: — Правда, назначали меня в команду, которой, значица, следовало расстреливать, да приговор отменили…

— Об этом, пожалуйста, чуть подробней, — попросил Владимирский.

Луньков, подолгу путаясь в корявых словах, рассказал, как в сорок четвертом попал на передовую. В Литве дело было. Сразу же пополнение бросили в прорыв. И вот, когда дали сигнал в атаку, полез он из окопа, а дождь с утра прошел, почва — глина сплошная, поскользнулся и не сразу из окопа выбрался, а лейтенант решил, что струсил, отматюгал крепко и наганом пригрозил. После боя выяснилось, что в соседней роте один парень так в окопе и остался сидеть. Сдали его, конечно, в трибунал, а там разговор короткий…

Лев Владимирович вполуха слушал нескладный рассказ пациента, который, кажется, никакой не хроник, а просто обыкновенно зашибающий работяга, и явственно представилось ему, как он сам ходил первый раз в атаку. Он-то, наоборот, припустил со всех ног. Одна мысль была: добежать до колодца, что стоял на краю села, которое они должны были взять. И целиком поглощенный этим стремлением добежать быстрее, он не сделал на ходу ни одного выстрела и, лишь прижав-щись щекой к холодному срубу, опомнился, выпустил длинную очередь.

«Странно, а почему сруб был свежий? — подумал вдруг Владимирский, — Ведь это ж лето сорок третьего. Не иначе как немцы заставили переложить колодец. Но сруб точно был новый, смолистый еще. И пахло от него дурманяще. Так вот это, значит, какой запах вспоминался, когда в баньке парились…»

Тут мысли сами собой снова перескочили на вчерашнее. Перед ухой посетили финскую баню. Да, Иван Акимович — настоящий хозяин, все у него добротно, основательно сделано: дороги асфальтированные, магазины — не сараюхи — по типовым проектам, гостиница — на уровне, с люксами, а взять ту же сауну —