Нейтральные воды… К тому же эквадорский флаг. Я даже не помню, какие у нас с ними политические отношения…

На другом, бразильском, берегу тоже виднелись безучастно созерцающие фигуры.

— Всё-таки это ближе к перуанской территории… — наверно, сказал тамошний начальник полиции и тоже замялся по поводу отношений на сегодняшний день с Эквадором.

Корабль медленно потонул на наших глазах вместе с остатками команды. Ничего нет страшней, когда люди брошены другими людьми.

Я долго не спал той ночью в посёлке охотников за крокодилами Летиции и почему-то вспомнил бульдозериста на Колыме Сарапулькина. Он бы не бросил.

Внутри пирамиды Хеопса                                               подавленно,                                                                      сыро,                                                                                запуганно. Крысы у саркофага                                    шастают в полутьме. А я вам расскажу                                  про саркофаг Сарапулькина, бульдозериста                            на Колыме. Сарапулькин вышел не ростом,                                                        а грудью. Она широченная —                                    не подходи, и лезет сквозь продранную робу грубую рыжая тайга                        с этой самой груди. И на груди,                     и на башке он рыжий, а ещё на носу,                         на щеках                                        и на ушах! Хоть бы поделился веснушкой лишней! Весь он —                    как в золоте персидский шах! Вот он выражается,                                   прямо скажем, крепенько. Рычаг потянул                           и на газ нажал, зыркая                из-под промасленного кепаря, такого, что хоть выжми                                           и картошку жарь! Шебутной,                    баламутный,                                           около мутной от промытого золота Колымы, в своё выходное                                заслуженное утро Сарапулькин                        ворочает                                          валуны. Он делает сигналом                                     предостережение сусликам,                     выскочившим из-под корней, и образовывается                                   величественное сооружение, а не бессмысленная                                      гора из камней. Ни на Новодевичьем,                                       ни на Ваганьковском ничего подобного,                                 так-перетак! «Слушай, Сарапулькин,                                           ты чо тут наварганиваешь?» — «Я,         товарищ,                           строю себе саркофаг». — «Ты чо — рехнулся?                                   Шарики за ролики? Ты чо,               вообразил, что ты — фараон?» — «А ну отойдите от меня,                                           алкоголики, или помогайте.                          Не ловите ворон. Я — против исторического рабства и холопства. Любого культа личности —                                               я личный враг. Но чем я,                   спрашивается,                                           хуже Хеопса? Поэтому я строю себе саркофаг. В России,                 товарищи,                                     фараонами рабочий класс                            называл городовых. Всё лучшее сработано                                         рабочими мильонами, а где —                я спрашиваю —                                              саркофаги у них? Я ставил себе памятник                                            мостами и плотинами. За что меня в могилу пихать,
Вы читаете Фуку
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату