И сам найдет беду.
Не надо нам за ним следить —
Он сам себе пастух.
Он долго будет водку пить —
Ослеп, оглох, опух.
Он долго будет просыхать
И приходить к себе.
Ну а стихи… Стихи писать
Он станет в октябре.
И может быть багряный лист,
Планируя в тиши,
Изменит обветшалый стиль
Его больной души.
Задуматься поэту не дадут,
Задуматься поэту не дадут,
Хотя дадут ему опохмелиться
Любимые, излюбленные лица —
Портвейн и пиво вовремя найдут.
А он уже льет водку мимо нас —
Эй, кто там рядом, отыми бутылку!
Поскольку водка долбит по затылку,
Постольку мы торжественно и пылко
Венгерского потребуем сейчас!
Потребуйте. Поэту наплевать
На шум волны. На радость и на горе.
Он с дьяволом и даже с Богом в ссоре,
Но и они простят его опять.
И лишь любовь его погубит вскоре.
За то, что в Бога я не верю,
За то, что в Бога я не верю,
Но брежу с именем его
Не отопрет мне Петр двери
И не простит мне ничего.
Он ключ в хламиду глубже спрячет,
Покажет спину и, – Долой!
Туда, где ждет котел горячий
В пещере жуткой. Нежилой.
Но и сюда меня не пустят.
– Досадно! – гаркнет сатана.
Душа, ты видишь, эта пустошь
Лишь тишью до краев полна.
Лишь вереск тут растет печальный.
Пологий, длинный, скучный дол…
Душа, ты видишь, нас встречают,
Сажают за дощатый стол.
Прольется разговор неспешный —
Как там поэзия, страна?
А я, и после смерти – грешный,
Налью себе стакан вина.
Пойму всю правоту природы.
