героине, что у нее сифилис, эта женщина позади меня спросила: «Что у нее?» Я обернулся и сказал: «Мадам, у нее сифилис!» А она мне: «Вас никто не спрашивает, я разговариваю с мужем». Я снова стал смотреть фильм, вернее, пытался сделать это. Эта женщина сказала: «Что бы у нее там ни было, она наверняка получила это от мужа». Я сдерживался все время, все то время, пока она беспрестанно болтала позади меня. Затем, когда фильм кончался, я уже больше не мог этого вынести. Там есть одна печальная сцена на кладбище. Мэрил Стрип прочитала очень красивые стихи, потом прошла к краю кладбища и стала смотреть вдаль; все начинают ей сопереживать, и тут эта баба произносит: «Девушка, которая с мужем, богатенькая», я обернулся и сказал: «Мадам, если вам так нравится разговаривать, почему вы не остались дома у телевизора?» А она ответила: «По-моему, я сказала вам, чтобы вы не лезли, когда вас не спрашивают, это не ваше дело». Я говорю: «Это мое дело. Я заплатил за билет». А она мне: «Тогда сидите и молчите». Вот тут-то я в нее и выстрелил.
Хейз взглянул на Мейера.
— Я сожалею только об одном, — закончил Дженнингз. — Что слишком долго терпел. Тогда я бы смог спокойно посмотреть фильм.
Мейер несколько сомневался, удастся ли ему доказать, что убийство было оправданным.
Когда Карелла пришел в лабораторию, капитан Сэмюэль Айзик Гроссман сидел, согнувшись над микроскопом. Было где-то около пяти. Дни становились длиннее. Небо по ту сторону большого окна лишь начинало подергиваться легкой дымкой приближающихся сумерек. Окна напротив отражали яркие лучи склоняющегося к горизонту солнца. Гроссман был полностью поглощен своим занятием. Стройный, худощавый человек, который смотрелся бы гораздо естественнее на какой-нибудь ферме в Новой Англии, чем в стерильной безликой обстановке лаборатории, сидел на высоком табурете и время от времени крутил рукоятку микроскопа, не отрывая глаза от окуляра. Карелла ждал.
— Я знаю, что здесь кто-то есть. — Гроссман повернулся, не слезая с табурета, и спустил очки со лба на переносицу. — Привет, привет, давненько не виделись. — Он слез с табурета и прошел к Карелле. Они пожали друг другу руки.
— Слышал последний анекдот про уролога? — спросил Гроссман.
— Нет, расскажи, — заранее улыбаясь, попросил Карелла.
— Уролог задает вопрос: «На что жалуетесь?» «Не могу пописать», — отвечает больной. «А сколько вам лет?» — интересуется врач. «Девяносто два». Тогда уролог говорит: «Так вы уже достаточно написали».
Карелла рассмеялся.
— И еще про уролога, — продолжал Гроссман. — Уролог встречает пациента: «На что жалуетесь?» «Доктор, я лишился члена в автомобильной катастрофе». «Ничего страшного, мы сделаем вам трансплантацию». «Я и не знал, что вы можете такое», — удивляется мужчина. «Я вам принесу несколько образцов». Уролог приносит один образец. «Слишком короткий», — недоволен пациент. Другой... Мужчина смотрит на него и говорит: «Я надеялся получить что-нибудь повнушительнее». Уролог уходит и возвращается с огромным членом. «Ну вот это уже похоже на то, что мне нужно, — говорит мужчина, — а нельзя ли получить его в белом исполнении?»
— Это надо рассказать Арти, — расхохотался Карелла.
— Обожаю шутки про уролога, — сказал Гроссман. — Так что привело тебя сюда?
— Я звонил вчера.
— Мне не передавали. А в чем дело?
— Как можно получить никотин из сигарет?
Гроссман с недоумением взглянул на него.
— Мы ведем дело по отравлению никотином, — объяснил Карелла. — Возможно, даже два отравления.
— В наше время это редкость, — покачал головой Гроссман. — Отравление никотином.
— Поэтому-то я и хочу узнать, как можно получить никотин. Полагаю, что нашему убийце была известна технология выделения никотина из препаратов от вредителей.
— Значит, хочешь узнать, каким образом можно получить никотин из сигарет. То есть как выделить чистый никотин?
— Из сигарет или трубочного табака.
— Гм, — хмыкнул Гроссман.
— Это возможно?
— Разумеется.
— И как это сделать?
— Ты знаешь, как делается виски?
— Нет. Мой отец делает вино.
— Ферментация. Очень похоже, только без сигар. Мы говорим о перегонке.
— И что это?
— У тебя есть в распоряжении час?
— Это очень сложно?
— Для меня — не очень. Но для тебя... — Гроссман пожал плечами.
— И что для этого нужно?
— Ты считаешь, что у твоего отравителя нет лабораторного оборудования? Скорее всего нет. Иначе можно было бы провести титрирование.
— Это как?
— Надо иметь родственника в Джорджии, умеющего гнать самогонку.
— К сожалению, таких связей у меня нет.
— Тогда придется соорудить собственный перегонный аппарат.
— И как его делают?
— Ты ничего не знаешь о перегонке?
— Абсолютно.
— Потрясающе. Мне прислали двоечника. Ладно. Перегонка — это перемещение жидкого или твердого вещества в его газообразном состоянии в другое место, где оно снова становится жидким или твердым.
— Зачем?
— Для очистки.
— Что значит — в другое место? В Нью-Джерси? Канзас?
— Ха-ха, они действительно прислали двоечника и тупицу, — печально проговорил Гроссман. — Слушай внимательно.
— Я слушаю очень внимательно.
— Самогон делается путем перегонки забродившей кашицы из ржи, ячменя, пшеницы, кукурузы — за что платишь, то и получаешь. Эта смесь нагревается, выпаривается, затем пар конденсируется. Потом пар снова конденсируется, получается жидкость. И мы имеем самогон.
— А как насчет этой отравы?
— То же самое. Возьми табак в любом виде. Делаешь этакое «пюре» из примерно двенадцати сигар. В обычной сигаре содержится от пятнадцати до сорока миллиграммов никотина. Это не значит, что если выкуришь сигару, то тут же отбросишь коньки, хотя смертельной дозой является примерно сорок миллиграммов. Правда, если эту сигару разжевать и съесть, то будет очень плохо. А если выделить из сигары алкалоид...
— Так, давай с самого начала, — сказал Карелла.
— Хорошо, пойдем шаг за шагом. Этап первый: измельчаешь дюжину сигар, или две дюжины, или сотню, сколько надо. Этап второй: нагреваешь эту смесь. Нагревать надо при обычном давлении, никотин кипит, не разлагаясь, при ста двадцати пяти градусах.
— Это так важно?
— Нет, просто для сведения. Этап третий: пар выводится через трубочку. Ведь тебе же приходилось видеть самогонные аппараты? Все эти трубочки и змеевики? Так вот, трубочки нужны, чтобы отвести пар, а змеевики — для того, чтобы его конденсировать. Это и есть четвертый этап — конденсация.
— И как это делается?