нечто вполне приемлемое, погрузилась в ванну целиком (хорошо быть маленькой) и закайфовала. Устала все-таки ужасно. Денек выдался, мягко говоря, насыщенный.

Сквозь неплотно закрытую дверь до Кати доносилась музычка, еще какие-то непонятные звуки, потом что-то упало, забубнили какие-то голоса — надо полагать, Лейка включила телек. Опять что-то упало, пронзительно запищал холодильник — его забыли закрыть.

В общем, в Лейкиной квартире жизнь била ключом.

«Может, пожрать что-нибудь сделает», — вяло подумала Катя. Есть хотелось… Но тоже как-то вяло. Накопившееся за день напряжение постепенно отпускало, растворялось в горячей воде. От парфюмерных ароматов кружилась голова…

Катя отмокала, наверно, не меньше часа.

Когда она вышла, намотав на голову полотенце и закутавшись в Лейкин розовый халат с красными медвежатами, то обнаружила, что в квартире вкусно пахнет жареным мясом, а подруга уже успела прикончить почти треть бутылки коньяка.

Лейка смотрела телевизор. Там кто-то кого-то лениво гонял по крышам. До Карлссона с Хищником голливудским каскадерам было далеко.

— Есть хочешь? — спросила Лейка. — Я отбивные пожарила. Там, на кухне.

Готовить Лейка умела и любила. И в холодильнике у нее всегда была куча еды.

Поужинав, Катя вернулась в спальню и увидела, как Лейка что-то прячет. Когда Катя вошла, Лейка поспешно выдернула руку из-под кровати. И тут же ухватилась за коньяк.

— Будешь?

Катя помотала головой.

— И тебе тоже хватит, — сказала она.

— Я стресс лечу! — заявила порядочно захмелевшая Лейка. — Ты представь, каково это — всю ночь с тремя отморозками!

— Они ведь ничего тебе не сделали, — заметила Катя.

— Но могли! Реально могли! Целую ночь я была в их власти! Ты хоть понимаешь, каково чувствовать себя полностью беспомощной?!

На экране телевизора кого-то сосредоточенно пинали ногами. Пинали так долго, что пинаемому это наконец надоело. Он вскочил, раскидал пинателей и дал деру. Пинатели, естественно, бросились за ним.

— Какую чушь ты смотришь, — сказала Катя.

Лейка не ответила. Вид у нее был подозрительный, какой-то слишком самодовольный.

— Всё, хватит! — Катя отняла у подруги бутылку и рюмку, выключила телевизор. — Будем спать!

— Бездушная ты, Катька, — бормотала Лейка. — Я, можно сказать, едва не умерла, а ты — никакого сострадания.

Катя лежала на спине и молчала. Она понимала: Лейке хочется, чтобы ее жалели, сочувствовали… Но у Кати не было сил оказывать психологическую помощь. Ей и самой поддержка не помешала бы.

— Хватит жаловаться, — устало сказала она, закрывая глаза. — Все кончилось. Давай спать.

— Какая ты черствая, Катька!

— Лейка, ну пожалуйста…

Лейка еще немного поворчала насчет Катиного равнодушия, но, видя, что подруга не реагирует, заткнулась. Несколько минут она вертелась в кровати, устраиваясь поудобнее, взбила подушку, намотала на себя одеяло наподобие кокона…

Катя лежала и терпеливо ждала, когда подруга угомонится. Ей никак не засыпалось. Стоило закрыть глаза, как уши наполнялись грохотом падающей двери, потусторонним воем баньши, а в глазах мелькали вспышки выстрелов.

Через несколько минут из темноты донесся Лейкин голос:

— Кать, а тролли когда уезжают?

— Завтра.

— Как — завтра? — Лейка резко села в кровати и снова включила свет. — А как же мы?! Вдруг те бандиты за нами вернутся?

— Они не вернутся, — с раздражением отворачиваясь от лампы, ответила Катя.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— А тот призрак? Кать, как же с ним?

Катя ответила не сразу. Она просто не знала, что сказать Лейке. Объяснить, что баньши в первую очередь интересует сама Катя? Но ведь так было и раньше, а украли все равно Лейку.

— Подумаешь, призрак, — в конце концов проворчала Катя. — Он же только плачет.

— Ничего себе «только»! Да от этого плача поседеть можно! Как вспомню эти жуткие звуки…

— Купи затычки для ушей, — посоветовала Катя, привстала, перегнулась через Лейку и, решительно протянув руку, выключила свет.

Лейка в темноте тяжко вздохнула.

— Одно утешение, — сказала она, — что нас есть кому защищать.

Она спустила руку под кровать и поскребла ноготками по полу. Через мгновение под кроватью послышалось шебуршание, в темноте вспыхнули два огонька, и над девушками возникла удлиненная голова Хищника.

— Ой! — изумилась Катя. — А этот откуда здесь взялся?

— Пришел, — ответила Лейка. — Пока ты плескалась. Я его мясом покормила. Ему тут нравится.

Катя испытала укол зависти. Ох уж эта Лейка! Сначала Карлссона привадила, потом Хищника.

— Я надеюсь, хоть с ним ты не спишь? — язвительно осведомилась Катя.

— С ним? Ты с ума сошла! Хотя… мысль интересная. Шучу, шучу! — воскликнула она, увидев, что Катя готова воспринять ее слова всерьез.

Хищник проворчал что-то по-шведски, толкнулся мордой в Катину руку.

— Он говорит: «Не надо сердиться. Тебе нельзя сердиться, большая госпожа». Это ты — «большая госпожа»! — Лейка хихикнула. — Такая больша-ая! Метр с панамкой!

— Сейчас как тресну! — предупредила Катя.

Но злиться перестала, и Лейка это почувствовала.

— Ты в детстве монстров боялась? — спросила она. — Знаешь, которые живут под кроватью, в шкафу, а по ночам вылезают? Я одно время ужасно боялась. А потом придумала, как справляться со страхом. Знаешь как? Димке бы понравилось как психологу. Прикинь, я вообразила, что эти монстры мне служат. А я их хозяйка. Здорово, да?

— Здорово, — рассеянно сказала Катя.

Она думала о баньши.

Точнее, о Селгарине.

— Как это, наверно, ужасно — стать призраком, — задумчиво проговорила она. — Особенно эльфу…

— Да уж, — подхватила Лейка. — Представляю, как ему хреново. Был красивый богатый мужик, а стал каким-то уродом белоглазым. Из-за этого он и плачет.

— Думаешь?

— Сто процентов. Мне его, честно говоря, не жалко. Сам виноват.

— Селгарин не виноват, — тихо возразила Катя.

Вспомнив историю о двух сидах, которую ей рассказала троллиха, она добавила:

— Он ведь пострадал из-за любви. Любви к этому Ротгару.

— Ну да, — хмыкнула в темноте Лейка. — Влюбленный бедняжка! А выкрасть тебя кто пытался?

— Он же не по своей воле, а для Ротгара.

— Тем более. Извращенец!

Катя не ответила. Лейка, тоже утомившись болтать, зевнула и перекатилась на другой бок. По потолку пробегали световые полосы от фар проезжающих по набережной автомобилей. На улице под окном завыла было собака, но тут же умолкла.