Он пошел по боковому нефу, в стене которого, в нишах, были погребены древние португальские герои; на крышке каждого гроба имелся каменный барельеф с изображением того, кто здесь покоился. На одном из саркофагов был изваян знаменитый воин вместе с маленькой собачкой, с настороженным видом прижавшейся к его ногам. Мигель вспомнил, что, когда он показывал этот собор Патриции, она погладила каменную собачку по голове. «Ах, погляди, – воскликнула она тогда, – какая чудесная собачка!» И, приглядевшись, он понял, что она имеет в виду, – вид у каменного рыцаря был скорбный и фигура его была решена в серой цветовой гамме, тогда как гладкая голова собачки сияла белизной. И все посетители – а вовсе не одна только Патриция – поддавались искушению погладить собачку.

Он был рад тому, что вчера ему удалось отправить ей Таксомотора и Фебу. Она, казалось, не сомневалась в том, что вот-вот вернется в Лиссабон, но теперь, когда начались все эти ужасы – повестка в суд, обвинение, – ей стало не до этого. Его сердце едва не разорвалось, когда она еле сдерживая рыдания сообщила ему по телефону, что не сможет прибыть на похороны. И сейчас ей необходима была его помощь. Уладив дела в Учебном центре, он собирался через пару дней вылететь в Штаты.

Мигель дошел до конца нефа и собрался было вернуться на свое место, но тут к нему приблизилась женщина в черном. Лицо ее скрывала вуаль.

– Мигелино, – мягко сказала женщина, – я скорблю о твоей утрате.

Она подняла вуаль – это была Исабель. Ее темные глаза оставались в тени, а ярко накрашенный рот казался алой трещиной на белом лице.

– Благодарю тебя, Исабель.

Он хотел было продолжить путь, но она не отставала.

– Я пришла отдать последний долг… пришла извиниться… – Ее лицо выражало сейчас страдание и печаль. – Извиниться за свое поведение в диско-баре.

– Я все понимаю, Исабель. Давай забудем это.

– Да, пусть цветут все цветы.

Кивнув, Мигель вновь попробовал пройти мимо нее, но она схватила его за руку.

– Мигель! На следующей неделе я устрою прием в память о твоем отце. Я пригласила всех его друзей. И, надеюсь, ты тоже там появишься.

– С удовольствием принял бы приглашение, Исабель, но меня здесь не будет.

– Вот как! А где же ты будешь?

– Мне надо лететь в Штаты.

– Понятно. – Пару мгновений она пристально смотрела на него, потом опустила вуаль. – Что ж, каждый должен исполнять свой долг. Всего наилучшего!

Она резко развернулась, едва не налетев на Мигеля, и пошла прочь. Он проводил ее преувеличенно почтительным поклоном.

– Извини, Мигелино, я видел, как она к тебе подкрадывается, но не так-то просто было бы утанцевать ее в сторону посреди собора.

– Да нет, она на этот раз была даже трогательна. Для разнообразия совладала со своими чувствами, даже пожелала мне всего наилучшего.

Эмилио состроил гримасу.

– Чего наилучшего? Уж не ее ли?

Таксомотор и Феба ластились к Патриции, словно желая показать, как они по ней соскучились. Как трогательно со стороны Мигеля – прислать их именно сейчас, когда она, вопреки задуманному, не сможет незамедлительно отправиться в Лиссабон! На ошейнике у Таксомотора Патриция обнаружила записку: «Прилечу через неделю. А пока двое посланцев передают тебе мою любовь. Мигель». Еще он прислал ей кассету с песней, под которую они танцевали в диско-баре. Патриция тут же поставила эту кассету и с затуманенными глазами вслушивалась в слова:

Лаура, на диво предупредительная, вошла с чашкой кофе.

– Вот, выпей, я только что сварила. – Она заметила, что у Патриции красные глаза. – Что стряслось?

– Да ничего. Соринка в глаз попала.

– Чего-нибудь закапать?

– Да нет, не надо, и так пройдет.

Они принялись пить кофе. В комнате звучала песня:

– А зачем сюда приезжает миссис Спербер?

Голос Лауры заглушил музыку.

– Что?

Патриция убавила громкость стереосистемы.

– Я спрашиваю, зачем сюда приезжает миссис Спербер?

Лаура произнесла это еще громче.

– Мы с нею подруги. Лаура обиженно надула губы.