современное здание из стекла и бетона, из окон которого были видны средневековые очертания городской тюрьмы.
– А нельзя мне увидеться с ним прямо сейчас? – вырвалось у Патриции.
– Это исключено. Но с утра я перво-наперво отведу вас к нему.
Он вздохнула, примиряясь с неизбежной отсрочкой.
– А теперь постарайтесь поспать. Завтра вам предстоит трудный день.
Но заснуть Патриция не смогла. В конце концов она вышла из гостиницы и, перейдя через улицу, вошла в парк Эдуардо VII, расположенный поблизости от тюрьмы. Мигель был сейчас совсем рядом; лишь тюремная стена отделяла его от нее. Она не могла поговорить с ним, прикоснуться к нему, но, по крайней мере, она была рядом. Лаура напрасно стращала ее уклонением от визита в суд – Хови шутя сказал, что Лаура насмотрелась слишком много сериалов и что Патриция вольна отправляться, куда ей вздумается, если только сумеет явиться в суд в понедельник утром. Но ничто не могло остановить ее – она прилетела бы сюда, даже если для этого понадобилось бы нарушить закон. Ей было наплевать. Она бы с удовольствием отдала членам совета директоров все, что угодно, если бы это помогло вызволить Мигеля.
Она прошла парк насквозь и уперлась в ярко освещенную прожекторами желтую тюремную стену. Средневековые башенки были белого цвета; с тюремного двора поднимались пальмы. Все это выглядело причудливо, может быть, даже смешно, напоминая скорее Диснейленд – и совсем не казалось страшным.
Но там, за стеной, в камере-одиночке томился ее возлюбленный. И, как знать, возможно, до него донесутся ее мысли, лучи любви пройдут сквозь каменную стену, защитят его нынешней ночью и согреют.
На следующее утро Патриция оделась за несколько часов до того, как за ней заехал Эмилио. Когда они прибыли в тюрьму, снова пришлось потомиться в ожидании. Хотя Эмилио заранее заполнил необходимые для получения пропуска бумаги, их все равно продержали в приемной, вместе с другими матерями, женами и подружками, с трепетом ожидающими, когда железные ворота отопрут и тюремщики выкликнут их имена.
В конце концов по проходу, похожему на туннель, их провели в комнату для свиданий. Чтобы пройти под низким каменным портиком, Патриции пришлось нагнуть голову. В комнате для свиданий имелся стол длиною в двадцать футов. На одной стороне, плечом к плечу, сидели заключенные и подследственные, на другой – посетители. Но Мигеля пока не было.
– Побудьте здесь и держитесь спокойно.
Прошептав ей это, Эмилио куда-то исчез. Через пару минут он вернулся вместе с тюремщиком, о чем-то оживленно беседуя с ним по-португальски. Знаком Эмилио предложил Патриции следовать за ними.
Когда тюремщик прошел вперед, Эмилио прошептал:
– Ящик моего лучшего вина – и дело в шляпе. Только не вздумайте открывать рот. Я сказал ему, что вы доводитесь Мигелю сестрой.
Тюремщик повел Патрицию по винтовой железной лестнице на самый верх башни. Попав на верхнюю площадку, он достал большой ключ и отпер дверь. Патриция попала в маленькую крепостную часовню – округлое помещение, к стенам которого было приставлено несколько скамей. Сквозь розетку окна пробивались лучи утреннего солнца, озаряя гладкую поверхность алтаря.
Патриция услышала, как ключ снова поворачивается в замке, и затаила дыхание. И вдруг Мигель предстал перед нею. Он медленным шагом вошел в часовню, и дверь у него за спиной сразу же затворилась. По его увлажненным глазам она поняла смысл того, что он хотел ей сказать. Она покрыла его лицо жаркими поцелуями, пытаясь взять на себя все его страдания.
Мигель понял, что он не в силах выговорить ни слова. Он зарыл пальцы в волосы Патриции, обхватил ладонями ее хрупкое лицо. Его руки ласкали ее залитые слезами щеки, скользили по шее, прикасались к груди. Он со страшной силой притянул ее к себе – ему хотелось вобрать ее в себя, чтобы больше никогда не отпускать.
У обоих перехватило дыхание. Они опустились на пол. Все, что их окружало, – город, страна, мир – унеслось куда-то далеко-далеко. Они были вдвоем, вдали от всего, на всем белом свете, слившиеся воедино, медленно тающие друг у друга в объятиях перед безмолвным алтарем.
Эмилио дожидался Патрицию у выхода из тюрьмы. Встретив ее и шагая рядом, он принялся без умолку болтать в попытке хоть как-то развеселить ее, но она не слышала ни слова. Когда они сели в машину и поехали, Патриция даже не спросила, куда они направляются, ей было наплевать на это. Закрыв глаза, она вспоминала, как они с Мигелем предавались любви на каменном полу часовни.
Эмилио нес какую-то чушь. В конце концов Патриция прервала его:
– Покажите мне Исабель.
– Что?
– Я хочу поговорить с ней.
– С ней нельзя разговаривать – она сошла с ума.
– Если она хоть когда-нибудь любила Мигеля, я сумею убедить ее в том, чтобы она забрала заявление.
– Она не станет вас слушать.
Патриция умоляюще сложила руки.
– Прошу вас, Эмилио…
– Но, Патриция, даже если вам удастся настоять на своем, все окажется не так-то просто. Уже идет расследование уголовного преступления, речь идет о убийстве, – в таком случае заявление можно забрать, но обвинение-то все равно останется. И ведь Исабель придется заявить о том, что она оклеветала Мигеля, и рассказать всю историю заново – и наоборот. Она ни за что не пойдет на это.
– Но я обязана попытаться! И поэтому должна увидеться с нею!
