– Что ж, теперь вы познакомились еще с одним. Патриция удивленно посмотрела на него.
Я происхожу из рода марранов.
– Кто такие марраны?
– Евреи, которых инквизиторы заставили принять католичество. Завтра я покажу вам Россио – там заживо сожгли тысячи евреев.
– Какой ужас!
– Какая глупость. Большая часть людей на земле хоть в какой-то степени, да евреи. Мне кажется, священники забывают о том, что сам Христос был евреем.
Она внимательно и взволнованно слушала – его слова производили на нее сильнейшее впечатление. Мигель собрался с мыслями.
– Я ненавижу религию. Это она заставляет людей ненавидеть друг друга, убивать друг друга. Патриция, этот мир был бы куда лучше, если бы люди побольше внимания уделяли Богу и поменьше – той или иной религии.
– Послушать вас, так все это предельно просто. Мигель осушил бокал.
– Большая часть всего, что происходит на свете, предельно проста. Если только знать, чего ты на самом деле хочешь. – Он взял ее руку в свои. – Вы знаете, чего вы хотите?
– Иногда я в этом не уверена. Он пристально посмотрел на нее.
– А я знаю. Я хочу вас.
Будучи не в силах выдержать его взгляд, Патриция потупилась и посмотрела на его сильные руки, сжимающие ее изящные пальчики. Затем медленно и не осмеливаясь вздохнуть, вновь посмотрела ему в глаза.
Дверь ванной закрылась за Патрицией. Мигель выключил свет, чиркнул спичкой и зажег толстую свечу, стоящую на ночном столике. Он разделся, сел на кровать, отстегнул ремень, крепящий протез на ноге, – теперь это было куда проще, чем разбираться со сложной системой, опутывавшей его ногу прежде. Протез скользнул на пол.
Он поглядел на полоску света, выбивающуюся из-под двери в ванную; время от времени эта полоска исчезала – источник света заслоняла Патриция. Затем свет в ванной погас, и его сердце бешено забилось. Дверь отворилась.
Патриции хотелось промчаться по комнате и рухнуть в объятия Мигелю, но она внезапно почувствовала неизъяснимую робость. Он сидел на постели совершенно обнаженный. Его тело походило на безупречную статую мускулистого атлета, оливковая кожа казалась в свете свечи медвяной. Ей было не видно выражение его лица. Глубоко вздохнув, она позволила халату медленно соскользнуть с ее плеч.
Он откинулся на локтях, упиваясь каждым моментом представшего перед ним зрелища.
– Ты прекрасна, – сказал он.
– И ты тоже, – прошептала она.
– Посмотри на меня, – голос его был мягок, но тон – властен.
– Я смотрю.
– Посмотри на меня всего.
Медленно-медленно она подошла к нему и опустилась перед ним на колени. Ласковым движением руки она прикоснулась к его изуродованной ноге. Он не пошевельнулся.
– Я хочу тебя, Мигель.
Он погрузил пальцы в ее волосы, затем притянул Патрицию к себе и страстно поцеловал в губы. Они были раскрыты. По всему ее телу пробегала дрожь. Это же ощущение она испытала, когда он впервые поцеловал ее на конюшне. Но тогда ей стало страшно, а сейчас – ничуть.
– Ах, Мигель, – прошептала она, – мне так жаль, что я оттолкнула тебя той ночью.
Он засмеялся резким гортанным смехом.
– Только смотри, не оттолкни меня сегодня.
И он, втащил ее на постель, перекинув через себя. – Никогда… никогда…
Он ласкал ее шею, грудь, нежно прикоснулся к соскам и почувствовал, как они затвердели под его пальцами, потом провел рукой по ее плоскому животу и огладил округлости бедер. Затем его пальцы скользнули ей в лоно.
Патриция тихо застонала, когда он, охваченный нетерпением и страстью, вошел в нее.
Глава XV
У главных ворот зазвонил колокольчик. Мигель, беспокоясь о том, как бы этот шум не потревожил отца, только что уснувшего после трудного дня, быстро пересек двор. Что за время для неожиданного визита! И особенно сейчас, когда он предвкушал вечер наедине с Патрицией.
Он открыл ворота и встретил горящий взгляд темных глаз Исабель.
– Исабель? А я… А я как раз собираюсь уезжать.
– Но я приехала вовсе не к тебе. Я приехала к твоему отцу.
В руках у нее был большой букет лилий. Она хотела было пройти, но Мигель встал в воротах, загораживая ей путь.
