По его улыбке трудно было в это поверить.
– А где мистер Роузмонт и мистер Эш?
– Ну, вы позвонили из самолета всего пару часов назад. А у них свои дела. Тед – в Вашингтоне, а Боб – в Лас-Вегасе. – Он хмыкнул. – Боб, должно быть, разочарован, – вы взяли самолет Дж. Л., так что ему пришлось довольствоваться другим лайнером из воздушного флота компании. (Они оба говорили о «самолете Дж. Л.», как будто владелец компании все еще был жив.) – Я и сам собирался в Даллас, но ваш голос прозвучал так взволнованно. И вы потребовали немедленной встречи. А что стряслось?
– Я провела два последних дня в Ногалесе.
Нижняя губа Коулмена отвалилась до самого подбородка, а брови поползли вверх, напоминая арки световой рекламы закусочных «Макдональдс».
– Ну, и прекрасно, моя дорогая, – начал он в покровительственном тоне. – И что же вам удалось понять в производстве инсектицидов?
– Это грязное дело. Вы эксплуатируете бедных людей и загрязняете окружающую среду.
Брови Коулмена вернулись на место.
– Выходит, вы с места в карьер стали экспертом по данному производству.
Он произнес это крайне цинично, что не могло не смутить Патрицию.
– Я этого не утверждаю. Но, дядя Хорейс, вам следовало бы там побывать и разобраться во всем самому. Ведь ответственность за происходящее лежит на финансово-промышленной группе Стоунхэм!
– Вы хотите сказать, что ответственность лежит и на мне, не так ли?
– Нет, дядя Хорейс. – Патриция чувствовала, как почва ускользает у нее из-под ног. Она намеревалась обвинить его в грязных делах, которые компания творит в Ногалесе, а вместо этого оказалась вынуждена обороняться сама. – Я хочу сказать, что… что…
С великим трудом Коулмен поднялся из своего крупногабаритного с необычайно толстой обивкой кресла; подушки, казалось, издали при этом вздох облегчения. Нависнув над Патрицией, он заговорил, и в голосе его послышались гнев и обида.
– Я помог вашему деду создать эту компанию и уже на протяжении трех лет руковожу ею исключительно в ваших интересах. И вот вы совершаете мимолетную поездку по Мексике – и на основании увиденного обвиняете меня в том, будто я что-то делаю не так, как надо?
– Нет-нет… – Патриция плотно сжала губы, набираясь решимости довести задуманное до конца. – Но я считаю, что компания, изнуряющая людей, отравляющая воду, которую они пьют, заставляющая их жить в картонных коробках, недостойна уважения…
Она сама удивилась тому, с какой непримиримостью произнесла все это.
Подбородки Коулмена затряслись – верный признак, что он раздражен, – и он вновь опустился в кресло. Но вот на губах у него опять заиграла улыбка.
– Мне следовало бы быть умнее. Вы такая чувствительная, такая впечатлительная девушка, и так мало времени провели в реальном мире… – Он сделал паузу. – То, что вы увидели, называется условиями жизни в слаборазвитой стране, пытающейся провести промышленную революцию. Перенаселение, столь отвратительное на взгляд того, кто привык к роскоши, является на деле одной из примет промышленного роста – одной из черт прогресса. Через пару лет все это исчезнет, а на месте лачуг появятся небоскребы, уверяю вас.
– Но и сейчас нельзя допускать, чтобы люди жили в таких условиях, – это бесчеловечно.
– Патриция! Финансово-промышленная группа Стоунхэм следует букве мексиканского закона, и мы гордимся тем, что инвестировали миллионы в экономику этой страны. В этом нет ничего бесчеловечного. Если бы нас – и, должен признать, других американских промышленных гигантов – там не было, эти люди жили бы еще хуже, чем сейчас, можете мне поверить.
– Но вы всегда уверяли меня в том, что компания стоит много миллиардов долларов, – неужели мы не можем потратить часть этих денег на то, чтобы улучшить условия жизни в Ногалесе?
Сейчас Хорейсу уже не удавалось скрыть возмущение и досаду.
– Ликвидировать высокодоходные капиталовложения, чтобы поставить в Мексике цивилизованные уборные?
– Я не знаю, что конкретно нужно ликвидировать… Я просто… – Она смешалась. – Но если это моя компания, то я должна сделать хоть что-нибудь.
– Моя дорогая, мне понятно, что вы хотите осчастливить все человечество, и это воистину благородная цель. Но если вам и впрямь хочется кому-то помочь, то не сочтите за труд пройти курс политэкономии, научитесь немного разбираться в том, как именно осуществляются транснациональные капиталовложения, – а уж потом вернемся к этому разговору.
Патриция закусила губу. Она очень сожалела о том, что в разговоре не участвует миссис Спербер, – та наверняка подсказала бы ей нужные слова. И все же решилась предпринять последнюю попытку.
– Дядя Хорейс, мне вовсе не нужно изучать политэкономию для того, чтобы видеть и понимать, что люди страдают.
Коулмен вздохнул. Он закрыл лицо руками, чтобы Патриция не заметила его истинной реакции на свои слова.
– Патриция, я делал все, что в моих силах, для того, чтобы выполнить свой долг перед компанией, и для того, чтобы не заслужить ваших упреков.
– Мне это известно… и я благодарна вам.
Он ничего не ответил, и какое-то время они провели в молчании. Внезапно она ощутила, какой холод стоит в кабинете у Коулмена. Патриция следила за тем, как трепещет ленточка на кондиционере, как с