Тут же вернулся к тому, что его больше всего интересовало:
— Вы даете по двенадцать тонн. Значит, это вполне реально? Почему же в Америке снимают только по шесть тонн?!
Нарком сказал секретарю, чтобы тот пригласил директора нашего завода. Вошел директор. Серго поздоровался, сразу сказал:
— Вот что, вы с Мазаем из Москвы не уедете до тех пор, пока не напишете подробно, как вы обогнали американцев. Двенадцать тонн с квадратного метра! У американцев ведь этого нет, у немцев и англичан нет и у чехов нет! Ни у кого нет. Сталевары вы хорошие, будьте такими же учителями. Учите, передавайте опыт через нашу газету. Книгу надо вам написать. — Затем Серго пригласил к себе одного из профессоров, заведующего кафедрой института стали:
— Прошу познакомиться с Мазаем. Поезжайте с бригадой научных работников к нему на завод, а потом внесите поправки в ваши лекции и учебники… если найдете нужным.
Беседа продолжалась. Серго расспрашивал об отдыхе, о том, какие книги читают сталевары, как живут семьи.
— А почему бы не помочь Мазаю построить себе коттедж? — обратился нарком к директору.
— Не надо коттеджа, — сказал я. — Мне бы учиться поехать в Москву.
— Это совсем хорошо. Нам нужны ученые металлурги. Поступай осенью в Промакадемию. Борись, Макар, за науку, так же как борешься за сталь.
Осенью я стал студентом'.[100]
'Я был на приеме у Орджоникидзе. Мы еще раз обсудили план развития физико-технического института как одного из главнейших институтов страны на ближайшее десятилетие.
Мы вместе с Серго горько пожалели, что Ленин не дожил до того дня, когда не в воображении английского журнала 'Нейшн',[101] а в наших наркомтяжпромовских институтах русские ученые уверенно проникают в тайну атомного ядра.
Кстати сказать, исследовательская сеть Наркомтяжпрома, заботливо опекаемая Серго, — самая могущественная научная армия Советского Союза. Именно по просьбе Серго в академиях наук СССР и Украины образованы отделения технических наук'.
Ну, а теперь уж придется доставать из дальних ящиков стола известинские блокноты. Пока все идут странички, заполненные еще на Украине и в Москве.
…Большой металлургический завод. Дела плохие. Орджоникидзе нагрянул неожиданно. Директор жалуется на безвыходное положение. Обстоятельно, с каким-то мрачным удовольствием перечисляет свои недостатки, продуманно бичует себя.
Терпение Серго иссякло.
— Скажите, товарищ, вы давно работаете в металлургии?
— Да уж десять лет, — сразу выпятив грудь, самодовольно отвечает директор.
— Я думаю, вам надо бросить это тяжкое дело. Вы уже очень хорошо изучили недостатки, прекрасно отмечаете все свои ошибки, но, видно, ничего не можете сделать, чтобы их исправить… Семушкин! — зовет Серго своего помощника. — Сейчас же подготовьте приказ об освобождении товарища, надо войти в его положение.
На улице в Макеевке Серго останавливает пожилого рыжеусого человека.
— Здравствуй, Иван Гаврилович! Дочка поехала за границу?
— Поехала, вам спасибо!
Корреспондентский корпус отряжает своего представителя расспросить Ивана Гавриловича. Полный конфуз. Это же Коробов! Глава целой династии доменщиков. Первенец — Павел — начальник доменного цеха в Енакиево. Николай — ассистент академика Павлова. Младший — Илья — начальник печи в Макеевке, в том же цехе, где отец обер-мастером. Между ними отчаянный конфликт. Илья, во главе группы молодых инженеров, потребовал вести плавки на кислых шлаках. Кислые шлаки — легкоплавкие, жидкие, текут, как парное молоко… Съем металла намного увеличивается. Но смотреть надо в оба, как бы не пошел густой, 'холодный' чугун. Тогда все расстроится, домна надолго закапризничает. После схватки на дискуссии в инженерном клубе Иван Гаврилович перестал здороваться с сыном, заявил, что с него хватит, он с завода уходит. Отставка взята обратно по просьбе Орджоникидзе. Знакомство у них близкое. Прошлым летом обер-мастер с супругой гостили у Серго на подмосковной даче.
Дочка Коробова пока ни при чем. С ней особый случай: трагикомедия. В самое неподходящее время — в медовый месяц — ее мужа-архитектора отправляли в заграничную командировку. Молодая горько расстроилась. Отец, беспощадный к сыновьям, совсем не мог выносить слез дочери. Втайне от всех домашних он поделился неожиданным горем е Орджоникидзе. На третий день ответная телеграмма:
'Письмо твое, Иван Гаврилович, получил. Спасибо за душевное доверие. Заграничный паспорт дочери выписан. Желаю молодоженам счастливого пути. Серго'.
В вагоне Орджоникидзе угольщики. Молодой инженер не очень смело говорит:
— Следовало бы подумать о механизации погрузки угля на конвейер. Очень тяжелый и неблагодарный труд.
Голоса:
— Какой прыткий! Даже за границей нет еще механизмов, которые бы справлялись с погрузкой угля.
Серго вскакивает. Очень сердито:
— Ну и что же? Кто должен больше думать об облегчении труда рабочих: мы или капиталисты?!
Диктует приказ:
— 'До конца года выпустить семьдесят экземпляров экспериментальных машин для механизации погрузки угля'.
Серго вызвал из Ленинграда своего давнишнего знакомого Сергея Соболева. В 1923–1924 годах Сергей работал в Тифлисе секретарем Закавказского крайкома комсомола. Сейчас он директор большого известного завода.
В последние недели завод медленно, неаккуратно выполняет важный правительственный заказ.
— Сколько вам ('вам' в устах Серго плохой признак. Людям, к которым он хорошо относится, говорит по-дружески 'ты') еще надо время?
Соболев называет свой срок.
— А как быстро может выполнить такой заказ Япония?
— В Японии сделают на месяц-полтора быстрее.
— Возвращайтесь на самолете в Ленинград. Созовите заводское собрание, передайте рабочим наш разговор. Они вам объяснят, что при своей пролетарской власти, на своих советских заводах трудиться надо намного производительнее, чем в любой капиталистической стране… Вдвоем с Кирычем воспитывали тебя, а ты что?
Соболев, не подымая глаз, бредет к двери. Серго вдогонку:
— Когда японцев обгоните, сразу сообщи в нашу газету 'За индустриализацию'.
Семушкин докладывает Серго, что, 'придя в себя' после вчерашней большой взбучки, заданной ему наркомом, директор завода 'Манометр' представил серьезные оправдательные документы. Вины его перед нефтяниками нет. Просто, растерявшись под напором наркома, запутался в своем 'экспромтном' объяснении.
Серго заливается краской. Должно быть, вспомнил, что назвал не в меру робкого директора шляпой.
— Семушкин! Вне всякой очереди телеграмму. Запиши текст: 'Приношу свое глубокое извинение. Народный комиссар тяжелой промышленности Орджоникидзе'. Обязательно копию в горком партии.
