Сейчас доменщики дали слово, что в ближайшие месяцы догонят американцев. Начнут работать по их нормам — тонна чугуна с каждого кубического метра полезного объема печи. [104] Серго, по-моему, давно ждет этого обязательства. В таких случаях он никогда не высказывает своего нетерпения. О нем часто говорят: 'горячий, вспыльчивый'. А как он умеет ждать! И сколько ему приходится терпеть!
'Нежная и настойчивая воля воспитателя была проявлена товарищем Серго при выборе путей и методов выращивания молодых кадров. Так заботливый отец направляет жизнь своего любимого сына, подчас, вопреки его желанию. Отец вполне уверен, что через некоторое время сын будет только благодарен ему.
Как-то на даче Серго спросил меня, какого я мнения о назначении молодых инженеров директорами. Я ответил сдержанно, ссылаясь на то, что у директора много неинженерских обязанностей (жилища, ОРС, распределение хлебных карточек и т. д.). Серго стал энергично возражать:
— У меня есть опыт. Завенягина назначил директором Магнитогорского завода — и дело пошло значительно лучше. Тевосян целый трест 'Спецсталь' поднимает.
Мне стало ясно, что это не случайный вопрос, что тут принципиальная. линия на выдвижение молодежи. Серго жадно расспрашивал о людях Волжского тракторного завода, где я тогда работал, в частности о молодых инженерах Меламеде и Дюфуре. Оба они вскоре были поставлены во главе крупнейших заводов.
Прекрасно зная не только директоров, но и рядовых инженеров, многих мастеров и рабочих- новаторов, Орджоникидзе все время следит за каждым из них и так выковывает армию победителей.
Он добивается, чтобы и мы, директора, всесторонне изучали людей, чтобы мы знали не только, как они работают. Однажды Серго меня расспрашивал даже, как одеваются жены наших инженеров, и остался недоволен моими скудными наблюдениями на этот счет.
Молодежь пользуется особой симпатией Серго, но он чуток и внимателен также к старым специалистам. Он не устает разоблачать вредную кичливость и зазнайство, неоднократно напоминает о необходимости учиться молодежи у старых инженеров. В Сталинграде была целая плеяда 'стариков', которыми Орджоникидзе лично все время занимался, помогая им встать на правильный путь: Макаровский, Скворцов, Свицин, Машевский и др. И в Ворошиловграде на паровозном есть такая группа старых инженеров, которая ощущает постоянное внимание наркома. Они платят ему большой любовью. Характерно, что сказал мне в минуту откровения старый специалист, один из крупнейших паровозостроителей, Тахтаулов:
— Какого огромного таланта и чувств этот человек! Не только я — жена моя потрясена его сердечным отношением'.
'С 1932 года я работаю на 'Красном Октябре'. Был сталеваром, сейчас мастер. Собрались большой группой — приехали в Москву.
В Наркомтяжпроме узнал о болезни Серго. Я сказал, что очень жалею, хотел повидаться. С 1919 года не пришлось встретиться. Помощник наркома посоветовал:
— Товарищ Орджоникидзе болен, но вы напишите ему записку, я у него сегодня буду и передам.
Письмецо я написал. Вечером отправился на вокзал. Только вошел, слышу, радио объявляет:
'Внимание, внимание! Отъезжающему мастеру Коваленко с завода 'Красный Октябрь' по приказанию народного комиссара Орджоникидзе возвратиться обратно и завтра в десять часов утра явиться в наркомат'.
Я направился к выходу с вокзала, там меня подстерег помощник Серго. Он отвез меня на приготовленную квартиру на автозаводе.
В шесть часов утра уже не спится.
В восемь часов позвонил товарищ Лихачев.[106]
— Евгений Тимофеевич, собирайтесь!
Вскоре мы были в приемной Серго, Там застали И.Ф. Тевосяна. Только поздоровались, открывается дверь рабочего кабинета наркома. В дверях Серго. Быстро подходит ко мне. Положил руку на плечо:
— Ну, здравствуй, Коваленко. У нас на Кавказе говорят: 'Приход гостя к счастью'.
Три часа беседовали. Не заметили, как оно пробежало, время!'
'Где я только не был в своей жизни! На американских заводах работал более 25 лет… А сам-то я украинец, в Америку попал, когда мы пропадали с голоду. Девятнадцать лет мне всего было.
В 1930 году я покинул Америку и приехал домой в СССР, прямо на СТЗ. Назначили меня в литейный цех начальником земледельческого отделения. В цехе царил хаос. Кругом грязь и беспорядок. Специалистов много, а цех работает плохо. Чтобы навести порядок в отделении, мы решили организовать у себя субботник. Пришли все, работаем.
Вдруг в отделение входит человек в военном костюме. Все бросили работу, бегут к нему навстречу. Я подумал: 'Почему какой-то военный отвлекает нас от дела?' Подошел и говорю:
— Товарищ, видите, у нас дело, а вы отвлекаете нас от работы.
Когда я это сказал, рабочие на меня удивленно посмотрели и начали о чем-то между собой шептаться.
Человек в военном вежливо попросил всех разойтись и сам пошел в другое отделение. Тут мне сказали, что это председатель ВСНХ Орджоникидзе.
Я очень беспокоился, вот, думаю, достанется мне от него, что плохо встретил такого большого босса.
На следующий день Орджоникидзе опять пришел в литейный цех. Я волновался. Ну как подойти к нему? Но когда я увидел его ободряющую улыбку, у меня прошла робость. Я подошел к нему, говорю:
— Вы меня простите, что я вчера так плохо принял вас.
Орджоникидзе улыбнулся.
— Ничего, ничего. Это хорошо, что у вас дисциплина. — И добавил: — Если бы все хорошо работали, у нас бы давно двинулись дела'.
'Орджоникидзе пришел в столовую кузнечного цеха и обратился к первому сидящему рабочему:
— Как кормят?
Рабочий вынул из кармана деревянную полусломанную ложку, протянул председателю ВСНХ.
— Сам попробуй!
Орджоникидзе стал есть из его тарелки. Суп оказался действительно таким, как его охарактеризовал рабочий: вода с сеном. Орджоникидзе дальше спросил, почему кушают баланду сломанными ложками. Рабочий сердито ответил:
— Ложек не дают, приходится приносить свои, а их негде достать…
В летнем клубе, где должен был выступать Орджоникидзе, народу набилось до отказа. Двери в клуб сломали. Сотни людей все-таки не попали в помещение. Вечер был без оркестра, без всякого торжества, обычного, когда приезжают большие люди.
В своем выступлении Орджоникидзе не обещал ничего необыкновенного. Он не говорил, подобно работникам Тракторостроя, о фантастических городах и о том, что через шесть месяцев у нас будет коммунизм…
Орджоникидзе говорил о трудностях, он не хотел ничего от нас скрывать. Настроение после его речи
