Когда я позвонила Жигану, он сначала не поверил:

– Как это они все хором заболеть умудрились? Мороза-то нету!

– Это тебе нету! А у них там, в Бразилии, меньше плюс двадцати никогда не бывает! Короче, лежат соплями обмотанные, так что сегодня без тренировки. И завтра.

– А Мария?

– И Мария тоже! И не вздумай в гости явиться, заболеешь тут же. Не дай бог, еще я сама вместе с ними свалюсь, а ко мне люди ходят…

– Зараза к заразе не липнет, – подбодрил меня Жиган и отключился.

Вечером, когда Мануэл и Жозе храпели, а Мария сидела со мной на кухне и, хлюпая носом, тянула из кружки горячий липовый отвар, в дверь позвонили.

– Явился все-таки, змей… – проворчала я, вставая.

– Змей? – заинтересованно спросила Мария.

– Жиган, холера…

– Ай, нет! – воскликнула Мария, вскочив и чудом не опрокинув на себя кружку кипятка. Закрыв рукавом распухший нос, она пулей промчалась через коридор в свою комнату, и я впервые подумала, что, возможно, у Жигана есть шансы. Настроения мне это не прибавило, в памяти еще свежа была история Шкипера и Фатимы. Утешая себя тем, что Мария все-таки – не бессловесная девочка из бадахшанского села, я пошла открывать.

За дверью, впрочем, обнаружился не Жиган. Там стоял, нахально усмехаясь, мальчишка лет семнадцати с охапкой роз в одной руке и большим пакетом – в другой.

– Тебе кого? – удивленно спросила я.

Парень ухмыльнулся еще шире, вошел без приглашения в прихожую, поставил пакет на пол, сверху положил розы.

– Для госпожи Канчерос, – объявил он.

– От кого?!

Но мальчишка уже прыгал вниз по лестнице.

Через минуту дверь комнаты осторожно приоткрылась, и в щель выглянул один красный, слезящийся глаз.

– Кто пришел? – придушенно спросила Мария.

– Никто. Поди сюда. Это для тебя.

Мария вышла, сморкаясь на ходу. Изумленно опустила платок, увидев розы.

– Мне?! А… это что? – Она посмотрела на объемистый пакет, потом беспомощно взглянула на меня. – Может, не открывать?

Скорее всего, так и нужно было поступить, но мы с Марией переглянулись и поняли, что наше любопытство сильнее нас. Тем более что это был плотный пластиковый пакет с «молнией», которую можно было бы после проверки содержимого просто застегнуть, – и пакет выглядел бы нетронутым. Я присела на корточки и потянула «молнию». Мария рядом шумно дышала мне в плечо. Пакет открылся, и из него легко выскользнул на пол серебристо-черный мех.

Это была шуба из чернобурой лисы – длинная, расклешенная, с широкими рукавами. Я ничего не понимала в таких вещах, но было очевидно, что это чудо стоит баснословных денег. Мех переливался всеми оттенками: от густо-черного, с синевой, до сверкающего серебра. Спохватившись, я подняла шубу с пола и удивилась тому, какая она легкая.

– Это мне?.. – пролепетала Мария, делая шаг назад. Ее черные глаза сделались совершенно круглыми и испуганными, она была явно близка к обмороку. На шубу в моих руках она смотрела, как на плащаницу Христа.

– Мерить будешь?

Вместо ответа Мария перекрестилась, потянула меня за руку, увлекла вместе с шубой в свою комнату и уже там, волнуясь, хватаясь за голову и поминутно поминая Пречистую Деву, сообщила, что в Бразилии такие меха имеют только кинозвезды и жены владельцев кофейных плантаций. Просто богатая женщина, какой, в частности, являлась мать Марии, дона Доминга, не могла бы себе позволить такую вещь даже в мечтах.

– Жиган – миллионер?! – тараща глаза, трагическим шепотом вопросила Мария, и я, несмотря на серьезность момента, не могла не улыбнуться. Сев на кровать и разглаживая ладонью серебристый рукав, я объяснила, что в России без меха зимой никуда, и поэтому шубы – конечно, не такие роскошные, – носят самые обычные женщины. Но эта вещь была, безусловно, эксклюзивом.

Мария выслушала меня без улыбки. Когда я умолкла, она тяжело вздохнула и покачала головой:

– Но… я не могу это взять. Как можно ее вернуть назад?

Ничего другого я и не ожидала. Лицо Марии было непоколебимо решительным, но в глазах, устремленных на серебристое чудо, стояла такая тоска, что мне стало грустно и смешно одновременно.

– Пустяки, вернем, когда он в гости явится. Хитрый, черт, специально сам не приехал, пацана прислал… Хочешь померить пока?

Мария неуверенно покачала головой, но взгляда от шубы не отводила.

– Давай! Он же не узнает! Потом сложим и завернем в пакет!

Мария подняла на меня глаза, виновато улыбнулась… и, схватив с кровати шубу, мгновенно замоталась в нее. Вдвоем мы кинулись к зеркалу.

Мария была бесподобно, восхитительно хороша. Темное лицо выглядывало из большого капюшона, словно из сугроба, черные вьющиеся волосы красиво оттенял серебристый мех, струящиеся полы шубы ничуть не скрывали стройную фигуру. Полюбовавшись собой и вдоволь навертевшись перед зеркалом, Мария наконец стянула шубу и издала невероятной горести вздох.

– Моса… Давай сложивать.

– Складывать, – машинально поправила я и вышла в коридор за пакетом.

Вдвоем мы довольно быстро придали пакету с шубой нетронутый вид. Цветы, поколебавшись, Мария решила оставить: демонстрировать их полет в мусоропровод все равно было некому, а до прихода Жигана они бы засохли. Я согласилась и пошла в свою комнату за вазой. Вернувшись с огромным, тяжеленным хрустальным сооружением, подаренным деду в больнице на очередной юбилей, я застала Марию на кухне: она подрезала розы. Их было много, и Мария долго возилась с длинными, упругими стеблями, устанавливая розы по одной в дымчато-синем хрустале. Стоя ко мне спиной, она попросила:

– Расскажи мне про него.

Мои дурные предчувствия взвыли не своим голосом. Но я удержала себя в руках, вспомнила о том, что