настоящему.

На суше шла своя жизнь, в море – своя. Иногда они пересекались: люди питались морскими обитателями с таким же удовольствием, как рыбы – людьми. При этом ни те, ни другие не интересовались, кто и как проводит время в перерывах между трапезами.

Тем не менее глубины залива Петра Великого кипели жизнью не менее интенсивной, чем улицы раскинувшегося на берегу Владивостока. Залив был огромен и глубок, если не считать отмелей возле больших и малых островов, некоторые из которых представляли собой подводные нагромождения вулканических пород, едва возвышающихся над поверхностью моря. Между островами протянулись многочисленные скалистые гряды, напоминающие исполинские гребенки, направленные зубцами вверх. Местами они поднимались так высоко, что даже ребенок мог бы перебраться по каменным мостам от острова до острова. У подножия обросших мидиями гряд, на глубине 30–32 метров, ржавели остатки затонувших пароходов, катеров, шхун, которые не достигли берега. Внутри них было множество человеческих скелетов. Акулы, шныряющие над ними, выглядели здесь особенно зловеще и таинственно. Им было чем поживиться в заливе. Каменные лабиринты кишели кальмарами, осьминогами, трепангами, гигантскими бычками, прозванными за жуткую наружность морскими чертями. Бычки обладали повадками ворон или стервятников, жадно пожирая объедки, оставленные акулами. Их выпученные глаза служили исключительно для того, чтобы отыскивать добычу. Безжалостная, неуемная алчность являлась отличительной особенностью всех обитателей моря. Все они одновременно были охотниками и объектами охоты. Романтические названия – такие, как актинии, кукумарии или голотурии, – казались неуместными в этом царстве жестокости и боли. Их придумали люди, а природа позаботилась о том, чтобы ее чада выглядели пышно, ярко и нарядно. На быстротечном карнавале смерти спешили блеснуть все без исключения. Нежно и немножечко непристойно розовели гребешки Свифта, там и сям развевались жемчужные биссусные нити, сверкали шерифскими звездами золотистые пятиконечные патирии, отливали зеленым глянцем нежно-коричневые трепанги, мельтешили оранжевые мешочки асцидий, пылесосящих песок. Даже распоследний морской еж, слизывающий с камней слизь, был вовсе не таким черным, каким изображается на картинках в энциклопедиях. Его угольная раскраска мерцала десятками оттенков – от бирюзового до огненного. По-латыни это существо именовалось стронгилоцентротус нудис – невооруженный, голый морской еж. Тот, кто окрестил его так, должно быть, никогда не имел дела с острыми иглами, способными не только проткнуть руку любопытного исследователя, но и надолго засесть под кожей, вызывая нарывы и лихорадку. Многие, очень многие обитатели моря таили в себе яд, скалили зубы, разевали бездонные пасти, распускали щупальца, пускали в ход шипы, присоски, рвали, кусали, впивались, вгрызались, били разрядами электрического тока, жалили, заглатывали, переваривали жертв заживо. И все же самые страшные хищники водились не в морской пучине. Самые страшные хищники дышали кислородом, передвигались по суше на двух нижних конечностях и общались посредством разнообразных звуков, выражая тем самым чувства и желания, обуревающие их. Что-нибудь чувствовали они постоянно, желаний у них было множество, поэтому человеческие существа стремились к контактам с себе подобными. Им казалось, что окружающие созданы специально для того, чтобы разделять их чувства и потакать их желаниям. Они использовали друг друга от рождения до смерти, преследуя свои эгоистические цели. У особей женского пола это получалось лучше, чем у прямоходящих самцов, и самцы понимали это, поэтому при каждом удобном случае отыгрывались на самках.

К их числу принадлежал Константин Ли, председатель корейской общественной организации Владивостока.

Бедняжка Пом радовалась тому, что ее мучитель отложил циркуль, однако в каюте имелось еще предостаточно разнообразных предметов, с помощью которых можно колоть, бить, хлестать и даже резать. Этим вечером Пом случайно вспомнила свое настоящее имя и осознала его истинный смысл. Трепещущий Лепесток. Жалкий комочек плоти, который ничего не стоит смять и уничтожить.

– Символика нашего флага несет в себе… несет большую смысловую нагрузку, – сказала тоненьким голоском Пом. – Белое полотнище олицетворяет чистоту помыслов, сине-красный круг в центре – бесконечное сущее Дао, вечное во времени.

– Во времени и пространстве, – мягко поправил Председатель девушку. После звонка Пьо, доложившего, что временный капитан «Летучей рыбы» найден и вскорости будет доставлен на борт, настроение Председателя пошло в гору. Однако напряжение, которое он испытывал все это время, требовало выхода. Вот почему на сон грядущий Председатель принял не снотворное, а возбуждающее средство. Пятнадцать минут назад он позабавился с Пом, а теперь начинал испытывать новый прилив возбуждения. Экзамен был устроен для того, чтобы девушка не расхолаживалась в перерывах между случками. Чтобы не забывала: ее единственное предназначение состоит в ублажении своего господина. Любыми способами. Днем и ночью. Ежеминутно, ежесекундно. – Ладно, оставим монаду в покое, – произнес Председатель, почесывая одной босой ногой другую. – Все равно сущность энергий Инь и Янь невозможно постичь слабым женским умом. Расскажи-ка мне о триграммах по углам полотнища. Выучила ли ты, что они означают?

– Да, – поспешно сказала Пом, бросив взгляд на толстую книгу, которой Председатель уже дважды бил ее по голове. Это происходило еще днем, но в ушах девушки до сих пор звенело при каждом наклоне или резком повороте. В настоящий момент она не двигалась, стоя навытяжку.

Разлегшийся на койке Председатель милостиво кивнул:

– Похвастайся-ка своими глубокими познаниями о главной святыне родины.

Легко сказать! От дневной взбучки из головы Пом вылетели не только сведения о корейском флаге, но и многое другое. И за что ей такое наказание? Уж лучше бы ей было велено почистить Председателю уши или промежности между пальцами ног.

– В левом верхнем углу, – защебетала Пом, – находится знак Цянь – творчество. В нижнем правом – Кунь.

– Что же он означает? – поинтересовался Председатель.

– Самоотверженность?

– Правильно. Самоотверженность и самоотдача. Качества, которых тебе не хватает. Продолжай.

Краешком глаза Пом заметила, что Председатель вновь готов перейти от теории к практике, и ей захотелось расплакаться. Она успела возненавидеть своих предков, придумавших столь замысловатые и сложные позы для сношений. Создавалось впечатление, что основатели корейских династий были такими же садистами, как Председатель. Чего только не напридумывали они в стремлении унизить женщину! Попробовали бы сами закинуть ногу за голову или выдержать вес другого человека, стоя на мостике. Извращенцы проклятые. Чтоб им всем перевоплотиться в девушек и испытать на собственной шкуре прелести подобного секса!

– В правом верхнем углу, – сказала Пом, – находится знак погружения. Кань. Он…

– Погружение, – глубокомысленно повторил Председатель, – проникновение в самую суть. – Ложись-ка на пол, Пом. Сейчас я научу тебя позиции под названием Змеиный Клубок. – Дождавшись, когда приказание будет выполнено, Председатель заплел ноги девушки чуть ли не морским узлом и, налегая на нее влажным брюхом, спросил: – Чувствуешь? Вот что такое проникновение и самоотдача.

– О! – простонала Пом, в полной мере почувствовавшая и то, и другое. – Вы такой неутомимый, мой господин. Я таю от счастья и задыхаюсь от страсти.

Она не врала. По европейским меркам, Председатель Ли был мужчиной низкорослым и невзрачным, но хрупкой корейской девушке казалось, что навалившаяся на нее туша весит целый центнер. Изнемогая, она покряхтывала и вскрикивала от избытка болезненных ощущений. Распалившийся Председатель дергался, как припадочный, но завершать свое дело не спешил. Особые снадобья обеспечивали ему почти неиссякаемую энергию и неутомимость. Он вел себя, подобно ополоумевшему кролику, способному растягивать удовольствие до бесконечности.

– Двигайся, – приговаривал Председатель, – двигайся.

Превозмогая себя, Пом подчинилась. Никогда еще ей не хотелось чьей-нибудь смерти, как теперь. Она была готова задушить Председателя собственными руками, но знала, что не справится, а потому лишь мечтала о том, как сделает это однажды. Ненависть к нему смешивалась с ненавистью к родителям,