Шторы были такие же красивые, как одеяло, только новее.

— А шторы тоже вы ткали? — спросила я. — Славные , какие!

— Ну да, разумеется, я, — сказала Джудит.

И ушла с озабоченной, виноватой улыбкой, польщенная настолько, насколько она вообще способна была быть польщенной.

Я легла под прапрабабушкино одеяло и тут же провалилась в сон. Я ужасно устала. И мне показалось, что через некоторое время мне снова начал сниться сон вроде тех, что снились мне в доме дедушки Гвина. Мне казалось, будто я выплыла из-под одеяла, вылетела в окно и понеслась над землей. Сумрачные голубые поля и темные рощи разворачивались подо мной на протяжении многих миль, пока я наконец не прилетела в замок Бельмонт, и, пронесшись над стеной, не опустилась возле Внутреннего сада. На этот раз я спустилась не на землю, а вроде как примостилась на стене, откуда были видны все влажные, укромные уголки сада. . Жуткий лошадиный штандарт дедушки Гвина по-прежнему стоял на холме. Я видела его краем глаза, как белую полоску, пока осматривала сад.

Сад был загублен. Газоны засыхали, деревья никли, кусты вяли, и воды уже не струились, как прежде, по ручейкам и желобам. Там, где прежде мощные струи воды водопадом хлестали в водоемы, теперь сползали по камню жалкие, чуть живые струйки. Из некоторых звериных голов вода вообще не лилась. Но это были только внешние признаки того, что натворила Сибилла. Когда я присмотрелась внимательнее — в каком-то смысле это было не столько зрение, сколько внутреннее чутье, — я увидела на всем призрачный желтовато-белый слой гниения. Он застилал лужайки и цветы и выглядел особенно отвратительно там, где он окутывал деревья или слизью сочился из водостоков.

«Я вовсе не ошибаюсь!» — подумала я во сне. После всего, что наговорили мне Хеппи и Джудит, я уже готова была усомниться в собственных воспоминаниях, решить, что я, возможно, и впрямь ошиблась или только вообразила то, о чем Сибилла разговаривала с сэром Джеймсом и мерлином, и что мне, возможно, просто приснилось, что они вызывали сюда дедушку Гвина. Но теперь я — хотя бы во сне — знала, что все это правда.

Потом я повернула голову и увидела, что рядом со мной на стене печально стоит кто-то еще. Это была женщина, она возвышалась надо мной, высокая и стройная, платье на ней развевалось, хотя никакого ветра не было, и ее длинные волосы развевались и тянулись ко мне почти как щупальца. Именно прикосновение ее волос и заставило меня обратить на нее внимание. Но даже и теперь я поначалу была не уверена, в самом ли деле она тут есть. Я видела сквозь нее, видела деревья и звезды на небе. Она была просто белым призраком на фоне этих предметов, чем-то вроде облака или тумана. Но тут она взглянула на меня огромными глазами, и я увидела, что она настоящая. Она выглядела почти моей ровесницей, но я была уверена, что она древнее сада и реальнее меня.

— Это было одно из мощнейших святилищ, — проговорила женщина. — Оно удерживало землю.

Она вздохнула. Она сделала мне знак смотреть, наклонилась, приподняла слой наведенного Сибиллой гниения, ухватила добрый кусок сада, который еще оставался на месте, и осторожно потянула. Она вытянула все — всю силу, и благодать, и радость, что еще оставались там, как будто то была огромная мшистая ткань, слегка отливающая мерцающим блеском, — и набросила эту ткань, с которой капала вода, себе на плечи. От нее чудесно пахло дождем, и лесом, и глубокой прозрачной водой.

— Придется на время взять это обратно, — задумчиво сказала она, кутаясь в ткань. Она, казалось, размышляла вслух, но в то же время обращалась и ко мне тоже. — Это вызовет серьезный дисбаланс.

Пока я ждала, что она скажет что-то еще, кто-то окликнул меня по имени изнутри гостевой спальни, и мне пришлось спешно улетать. Так всегда бывает, когда кто-то окликнет тебя по имени. Я летела назад так стремительно, что темная земля вихрем неслась подо мной, сливаясь в размытые полосы, и в кровать с латунными шишечками я приземлилась с размаху. Когда я села, у меня голова шла кругом. Но на этот раз я точно знала, что не сплю. Я ощущала под пальцами тонкие квадратики лоскутного одеяла и слышала, как дребезжат латунные прутья кровати и латунные карнизы над окнами.

— Кто здесь? Что вам нужно? — спросила я заплетающимся языком.

— А-а, услышала! — протянул кто-то довольным тоном, и несколько других голосов сказали:

— Это мы. Нам надо с тобой поговорить.

Откуда-то сбоку, от пола, лился свет, мерцающий и золотистый. Я так и не узнала, откуда он брался. Утром я посмотрела — там ничего не было. Я поморгала от света и уставилась прямо перед собой. На медной спинке в ногах кровати сидело престранное существо. Сидело и смотрело на меня блестящими розоватыми глазками. Существо было большое — не меньше здешней лохматой собаки, — и у него была выступающая грудь и длинные, вытянутые, свисающие конечности, похожие на крылья. Другие конечности, похожие на руки, держались за спинку кровати, а нечто похожее на лицо — или скорее на птичью голову — смотрело на меня. Однако самым странным показалось мне то, что оно — он — было абсолютно прозрачное. В смысле, я видела сквозь него точно так же, как сквозь ту даму во Внутреннем саду, но если она походила на туман или облако, то ночной гость был похож на воздушный шарик, надутый пустотой, слегка розоватый. Если бы не загадочный свет, лившийся снизу, я бы его и вовсе не увидела. И тут вдруг я заметила, что свет озаряет целую толпу других таких же существ, угнездившихся под потолком вдоль карнизов. Только те были поменьше и имели самую разную форму.

— Кто вы все? — спросила я.

— Я тот, кто обитает в чаше семейства Димбер, — серьезно ответил большой. — А те, кто сидит на карнизах, — обитатели других сосудов из числа Регалий. Мы обитаем в этих сосудах и творим волшебство по просьбе семейства Димбер с тех самых пор, как нас впервые призвали сотни лет тому назад. Мы хотим знать, справедливо это или нет.

— Ну да, рабство это или нет? — прочирикал один из тех, что сидели на карнизах.

— Мальчик нам сказал, что это рабство! — пропел другой.

— Мы были свободным народом, — добавил другой голосом, похожим на колокольчик, — а потом нас призвали и сковали магией!

— Так вот — может, это несправедливо? — спросил большой. — Мальчик говорит, что несправедливо. Он говорит, что в настоящее время в этой стране есть законы, которые запрещают одному разумному существу держать в плену другое или заставлять разумных существ работать против воли. Он говорит, что семейство Димбер действует незаконно. Ты с этим согласна?

«О господи!» — подумала я. Теперь я понимала, почему Регалии казались настолько живыми. Поняла я и то, откуда взялись те светящиеся пятнышки, так похожие на глаза. Это и были глаза, глаза Грундо. Он подглядывал за нами. Он и так уже разобиделся, а когда его отправили играть с Иззями, а меня повели показывать сокровища, это стало последней каплей.

— Погодите, дайте-ка разобраться, — медленно произнесла я. Соображать было трудно. У меня было такое ощущение, словно я наполовину осталась там, во Внутреннем саду. — Грундо сказал вам, что семейство Димбер вас поработило, верно? И теперь вам приходится жить в чаше и других сосудах и творить волшебство всякий раз, как вас попросят. Как же им удалось заставить вас вселиться в эти предметы?

— С помощью заклятий и ритуалов, — сказало большое создание. — Когда-то давным-давно я вольно парил в своей зеленой изгороди, как вдруг меня втянуло в чашу и сила моя оказалась во власти Элизы Димбер. И с другими было то же самое, только их пленили другие ведьмы семейства Димбер.

— У нас не было выбора! — запищали те, что сидели на карнизах. — На нас наложили сильное заклятие!

— Но ведь это было давно, верно? — спросила я. — Должно быть, тогда были другие законы. И я не уверена, что это рабство. Они вознаграждали вас, разве нет?

Создания, сидевшие на карнизах, снова разразились чириканьем, точно птицы на ветках.

— Они дают нам кровь! — пищал один, а другой пищал:

— Но кровь — неподходящая пища для нас! Еще один свистел:

— Зачем нам награда? Мы и не хотели работать! Совсем маленький отвечал:

— Разве жить в роскошном сосуде — не награда? А остальные верещали в ответ:

— Свобода лучше!

Еще один, средних размеров, пропел:

— Но мы бы давно уже умерли, если бы не заклятия и не кровь!

— Это все правда, — сказал большой, с важностью глядя на меня, — но мальчик сказал, что это