решить ее судьбу. Но, представив лошадиное лицо капитана Струкова, тут же отбросил эту мысль. Не сегодня завтра капитана заберут в Москву. Тогда можно.

Недалеко трое рыбаков кидали бредень. Долговязый, пожилой мужик в кепке и теплой поддевке, впрочем, уже мокрой, заводил сеть с одной стороны. Бойкий, сухонький старичок в красном колпаке тащил с другой. А по берегу двигался сноровисто и быстро третий, коренастый. На нем были синие брюки, заправленные в сапоги, и легкая рубаха в клетку, открывавшая загорелую грудь и сильные, жилистые руки. Уверенность и сила, исходившие от него, ощущались на расстоянии.

Ревность царапнула обнаженное сердце Костика, хотя чернявый был намного старше. Казалось, что Надежда медленно полощет белье для того, чтобы этот чернявый вдоволь насмотрелся на нее.

Пока Михальцев накапливал злость и упрекал Надю в медлительности, она старалась, наоборот, быстрее закончить возню с бельем. Она узнала чернявого. Это был тот самый генерал, которого старалась заполучить тетка. Из ее затеи ничего не вышло. Попытки связаться по телефону не дали результата. И это, как обе поняли, предполагалось с самого начала.

Надежда посчитала, что вполне может не глядеть в сторону генерала и не здороваться с ним. Стянув с мокрых досок мостика ночную рубашку, она окунула ее резким движением и выпустила из рук. Яркая цветастая тряпочка поплыла, теряясь в волнах. И Надежда, подняв платье, словно за версту не было ни одного мужика, пошла по воде.

Михальцев крепился изо всех сил, аж слезы выступили от напряжения. А она все поднимала и поднимала платье, обнажая ноги в тех местах, какие только блазнились ему по ночам.

Потом Костик не понял, что произошло. Надежда ушла на глубину и захлебнулась. Он сделал все, что мог, — сжался от беспокойства. Затем, медленно выпрастывая затекшие ноги, двинулся к воде. В какой-то миг он потерял Надежду из виду. Внимание его привлек чернявый рыбак. Коротко, без разбега оттолкнувшись от берега, он прыгнул с обрыва в воду. Недалеко от того места, где тонула Надежда. Вдвоем они кое-как выбрались. Надежда выглядела бледной, потерянной и без поддержки наверняка упала бы. Мокрое платье облепило ее и как будто потеряло свою непроницаемость. Надежда стояла словно обнаженная.

Хозяином положения сделался чернявый. Кепка слетела с него, обнажив голый череп. И рыбак из чернявого сделался каким-то розовым. Только загар еще резче выделялся на лице.

Мужик оказался непрост. По его знаку подошла хоронившаяся за кустами машина с номером штаба округа. И только тут Жабыч ахнул, узнав в чернявом рыбаке командующего. Он не проронил ни слова, пока командующий надевал в машине спортивный костюм, а Надежда, стоя на ветру, отжимала мокрое платье. Проворно выскочив из машины, генерал придержал дверцу и жестом пригласил Надежду. Она села, не взглянув на Михальцева. То ли в шоке была, то ли обиделась за то, что он проявил себя неловко и нерасторопно. А попросту трусливо. То, что он был плохой пловец и не мог бы помочь, никого не интересовало.

Какое-то время Надежда действительно не помнила себя и не понимала, что происходит. С детских лет она не боялась воды, плавала как рыба, не чувствуя расстояния и усталости. И, даже начав тонуть, растерянности не почувствовала. Просто песок под ногами стал вдруг рассыпаться. Она попала в один из студеных ключей, питавших реку. Испуг пришел потом. А тогда тело пронизали боль и судорога, как будто холодным железом проткнули не только ногу, но и бок. Нельзя было шевельнуться, не то что плыть. Костик оказался, конечно, на высоте. Струсил, как обычно. Но Дмитрий Григорьевич! Сперва Надежда не хотела его узнавать, памятуя теткины слезы. А он-то каков! Без него она бы запросто погибла на глазах у всех.

Но потом… В доме… Сбросив мокрое платье, она накинула халат и уже под его защитой сняла трусики и лифчик. Переодевшись в сухое, почувствовала, как румянец запоздавшего стыда полыхает на лице. Все это она проделала в присутствии незнакомого мужчины, который стоял, отвернувшись к завешенному окну. А где, скажите, переодеваться в единственной комнате? Один лишь примус отделяется занавеской. И все- таки! Днем раньше она бы и вообразить такое не смогла! Стояла обнаженная при мужчине, а он даже не оглянулся.

— Чем мне вас отблагодарить, Дмитрий Григорьевич? — спросила она, и глаза ее запылали.

Он повернулся и посмотрел на нее с выражением, которое Надежда определила для себя как мучительную неловкость, из которой ему хотелось выбраться. Взглянув на него, и она потупилась, хотя смущение давно пропало. Пришло спокойствие и вместе с тем расположение к этому странному человеку.

— Не говорите Люсе, что случилось, — глухо попросил он. — О том, что я здесь… Вообще она не должна ничего знать.

— Хорошо. Конечно.

В робких словах, в нерешительности для нее окончательно проявился облик Дмитрия Григорьевича. Ничего непонятного не осталось. Пусть он повелевает армиями, как Наполеон, а в личной жизни это добрый, спокойный человек. Наверное, дорожит налаженным семейным уютом, не хочет рискованных приключений. Надежда и сама эти приключения не могла вообразить.

— У вас кто старше, сын или дочь? — спросила она, окончательно успокаивая его вопросом о семье и улыбкой, которая не заключала в себе никакого обольщения.

Он принялся рассказывать о детях, о жене, и Надежда слушала со всем возможным терпением, на которое способна женщина. Скоро подробности, которые не касались ее, стали утомлять, и она прервала разговор с веселым видом:

— Чаю хотите, Дмитрий Григорьевич?

— Да нет, пора ехать, — возразил он с прежней неуверенностью.

Уже не слушая, она быстро и ловко разожгла примус, воображая себя волшебницей, принцессой, золушкой в серебряных башмачках. Ей захотелось поухаживать за этим усталым, пожилым человеком, которого ей было немножко жаль. Она его разгадала, поняла, что с ним нечего опасаться неожиданностей. Как вдруг он единым махом сбросил ее с высоты в глубокую пропасть без тепла и света.

— Скажи! — набычив круглую голову, попросил он.

— Что? — весело спросила она.

— Люся знает об отце?

Если бы грянул гром с потолка маленькой комнаты, она испугалась бы, наверное, меньше. Из жара ее бросило в холод. Полыхавший на лице румянец сменился мертвенной бледностью. Губы с трудом повиновались:

— Да… Уже… Мы больше не видимся.

— Ладно! — он посмотрел с настойчивостью. — Я оставлю телефон. В случае чего — звони немедленно.

Как ни горька была минута, Надя покачала головой, отказываясь от обманчивой доверительности:

— Тетя звонила… много раз. Это бесполезный номер.

Дмитрий Григорьевич выпрямился, стал выше ростом. От его облика вдруг повеяло силой и властью.

— Насчет тебя я распоряжусь особо, — произнес он жестко. — А Люся, верно, не могла дозвониться. Потому что мне это не нужно. Я как старый тигр — не могу ходить по тропе, где меня однажды ранили. Кстати, что это за особист плелся за тобой?

— Знакомый. Школьный приятель.

— Странный тип. Ты уверена, что он по собственной воле к тебе пристал? Не доверяю этим скорохватам. Держись от него подальше.

Уехал не робкий, застенчивый рыбак, которого она вообразила, а всевластный, могучий командующий, поддержку и заботу которого она внезапно ощутила. Через пару дней — настало воскресенье