составляю тайком, будет содержать истинные знания. Ты понимаешь, что я имею в виду под истиной?

Я пожал плечами и предположил:

– То, как оно есть на самом деле, сеньор?

– Да, то, как оно есть на самом деле, а вовсе не то, что считается истиной в соответствии с догмами инквизиции. Ведь сейчас, следуя этим догмам, учителя в школах и профессора в университетах преподносят нам устаревшие или ложные знания, потому что сами они либо слишком невежественны, либо просто боятся говорить правду.

Я потер щетину на подбородке и огляделся по сторонам. Большинство наших спутников предпочитали обливаться потом в палатках, изнывая от духоты, лишь бы укрыться от москитов.

При всей моей симпатии к Карлосу находиться рядом с ним день ото дня становилось все опаснее. Лучше бы уж мне таскать мешки за священником, чем за еретиком.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Хуан, что я – верная добыча для того инквизитора. – Ученый кивнул на палатку священника-инквизитора. – Может, и так, но мне плевать. Надоело вечно молчать и таиться, будто преступнику. Из-за таких людей я вынужден скрывать свои знания, как вор прячет награбленное. Знаешь, что инквизиторы сделали с моим учителем, человеком, который взял меня за руку и показал свет за тьмой религиозной догмы? Однажды ночью они заявились к нему в дом и забрали в свой застенок, который издавна служит для того, чтобы нагонять на людей страх. Священники обвинили моего учителя в том, что он давал своим студентам читать книги из Index Librorum Prohibitorum, списка запрещенных церковью изданий.

– Его, конечно, оклеветали?

– Как раз нет. Запретные книги он нам и правда давал. Но разве можно ломать человеку кости за чтение книг?

Когда мы уже приближались к руинам древнего города, Карлос рассказал мне, что, как и в случае с Теотиуаканом, никто не знает, как именовалось это место изначально.

– Сейчас руины называют Паленке, в честь ближайшего более или менее заслуживающего внимания индейского поселения Санто-Доминго-де-Паленке, что в трех или четырех лигах отсюда. А ведь не прояви епископы после Конкисты такого рвения по части уничтожения всех следов былой индейской истории и культуры, мы бы знали настоящее имя этого великого города.

Ближе к руинам местность стала уже не такой труднопроходимой и теперь напоминала что-то среднее между лесом и саванной. Выбравшись из непролазных джунглей и топей, мы почувствовали некоторое облегчение.

Однажды мы остановились на ночлег, разбив лагерь у внешней стены гасиенды. Как это всегда бывало на окраинах колонии, земли за этой усадьбой числились огромные, но лишь малую часть их можно было действительно возделывать или использовать для выпаса скота. Гостеприимный хозяин имения подарил нам двух коров. Мы зажарили их мясо на костре и устроили настоящий пир.

В ту ночь, когда мы, сытые и довольные, лежали рядом в темноте, Карлос рассказывал о древнем народе, построившем Паленке и другие города майя.

– Великая цивилизация майя возникла за сотни лет до ацтеков, – поведал он мне. – В общих масштабах истории индейцев могущественная империя ацтеков просуществовала относительно короткий отрезок времени, примерно сотню лет, до Конкисты. Однако многие ученые полагают, что майя создали не менее могущественную державу, причем произошло это значительно раньше, во времена Господа нашего, Иисуса Христа.

По его словам, расцвет культуры майя начался после Рождества Христова и длился вплоть до наступления в Европе темной эпохи Средневековья.

– В истории цивилизации майя выделяют несколько периодов. Первый продолжался примерно до лета от Рождества Христова девятисотого – тогда в этих краях существовало не менее пятидесяти значительных городов, и в некоторых из них, таких как Тикаль и Паленке, население составляло более пятидесяти тысяч человек.

Следующий этап связан с расцветом изумительного города Чичен-Ицы, ставшего центром Юкатана наряду с двумя вышеупомянутыми.

А ведь были еще Майяпан, Ушмаль и другие. Цивилизация майя распространилась от перешейка, соединяющего два великих океана, в обоих направлениях: на север, к полуострову Юкатан, и на юг, в район Гватемалы.

Если верить Карлосу, обычаи майя были сходны с таковыми народов, живущих дальше к северу, например мешикатль или тольтеков. Майя тоже приносили богам человеческие жертвы, считая, что те воздадут им за кровь богатыми урожаями, они тоже вели с соседями жестокие войны, однако, как и остальные индейцы, были одержимы стремлением к знанию. На основе своих астрономических наблюдений майя составили поразительно точный календарь. Как и ацтеки, они записывали все полученные знания, собирая огромные хранилища бесценных рукописей, но фанатичные церковники, рьяно уничтожавшие свидетельства достижений других индейцев, постарались и тут.

Мой друг покачал головой.

– И теперь, из-за горстки каких-то фанатиков, мы имеем о богатейшей культуре майя лишь весьма смутное представление. Согласись, Хуан, что это невероятно! Ну просто вопиющая несправедливость!

Увы, после того, как мне совсем недавно пришлось лишиться всего, включая имя, и выяснить, что вся моя жизнь была лишь обманом, результатом интриг безмерно алчного мошенника, удивить меня какой-либо несправедливостью было значительно труднее, чем моего ученого спутника.

Когда мы добрались до пункта нашего назначения, древнего города, Карлос сказал:

– Вчера вечером я выяснил у здешнего управляющего, что спустя несколько лет после завоевания империи ацтеков в этих краях побывал сам Кортес. Все-таки он был незаурядный человек: воистину Великий Завоеватель – первооткрыватель, покоритель и правитель новых миров. Ты слышал о том, что произошло в Гондурасе?

– И снова я признаюсь в своем невежестве.

– Как многие события эпохи Конкисты, это была поразительная история, полная приключений, убийств и, может быть, даже в какой-то степени безумия. Она началась с того, что Кортес послал одного из своих капитанов, Кристобаля де Олида, организовать колонию в Гондурасе. Тот выполнил поручение, но, оказавшись далеко от Кортеса, почувствовал свободу, возомнил о себе невесть что и, видимо, напрочь лишился здравого смысла. И вот Кортес, находившийся в Мехико, узнал, что капитан больше не исполняет его приказы и заявил о своей самостоятельности.

Говорю тебе, Хуан, Олид был глуп. Он ведь не понаслышке знал, каким жестоким и решительным может быть Кортес, не побоявшийся сжечь собственный флот, чтобы заставить сражаться с ацтеками своих солдат, испугавшихся и вознамерившихся вернуться на Кубу.

«Да уж, – подумал я, – слава не дается трусам».

– Олид решил, что, поскольку между ним и Кортесом пролегли несчетные лиги, он может действовать на свой страх и риск. Но строптивец заблуждался. Кортес послал к Олиду своего доверенного капитана, Франсиско де Лас Касаса. Поначалу тому не повезло: в результате кораблекрушения он попал в руки Олида, но, даже находясь в плену, сумел перетянуть его людей на свою сторону, поднял мятеж, схватил отступника и отрубил ему голову.

Между тем, как только известие о кораблекрушении дошло до Кортеса, который находился тогда в Мехико, он отправился в Гондурас с армией примерно в полторы сотни испанцев и несколькими тысячами